Стоять там и правда никто не стоял, все сидели прямо на вытоптанной сотнями ног траве. Самые сознательные (или, может, предусмотрительные?) расстелили газеты или побросали под пятую точку разнообразные части одежды. Гальку удалось разглядеть лишь по ярко-красной кожаной курточке, та хоть как-то выделялась в сгустившейся темноте.
Приднепровские склоны были густо запружены молодежью, куда ни глянь — одни только головы да вспышки мобилок вместе с огоньками сигарет, и ни одного травяного островка. До сцены вышло, как до Марса на карачках, но Яна не жаловалась: до того уютно по-домашнему вдруг стало в этой темноте… Все сидят тесно, чуть не впритык друг к другу, как одно большое семейство. Вон по соседству кто-то бритый с рельефным затылком в порыве любви к человечеству передает по кругу бутылку чего-то алкогольного и раздает на закуску коржики… (Хотя Яна от этих коржиков вежливо отказалась, проявила остатки благоразумия. Но факт остается фактом: ну коммунизм тебе и все!)
Ко всему прочему, и музыка была подходящей, успели как раз на "Океан Эльзы". "Океанов" Янка уже давно крепко уважает — единственная группа, которой у нее есть все без исключения альбомы. (Самый первый папа специально привез из Киева, жаловался с притворным негодованием, что едва не весь город в поисках обшарил. И прикололся на эту тему, она на всю жизнь запомнила: "Да-а, времена пошли… А раньше просили аленький цветочек!")
Вот место оказалось не самое удачное: не иначе, Галька-вредина подсуетилась, что вышло как раз между Сережей и Богданом. Может, потому Янка и пригрелась, так бы и сидела здесь всю ночь… Интересно, ей всего лишь кажется или от Богдана действительно исходит мягкое успокаивающее тепло? И еще неторопливая, без лишней суеты уверенность — еще бы, с таким-то именем! А ведь только парой слов и успели обменяться, от силы. (Ну да, обменяешься тут, когда Сережка угрюмо сопит прямо над ухом! Волей-неволей вспоминаешь английскую классику с завываниями кровожадного мавра: "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?..")
"Наверное, он Телец, отсюда эта невозмутимость", — без всякой логической связи решила про себя Яна, не решаясь посмотреть на таинственного соседа в открытую.
Короче, если не учитывать ее постыдный приступ застенчивости в кафе и Сережкино сопение под боком, то ночной концерт проходил на "ура". Под конец молодежь уже полностью вошла в раж ("распоясалась", уточнила бы мама) и как раз в тот момент, когда в западных фильмах полагается зажигать свечи и грациозно ими размахивать со стороны в сторону, с чьей-то легкой руки почти все выудили из карманов мобилки. Холмы разом осветились сотнями разноцветных огоньков, не каждый день такое увидишь…
Именно за этим благородным занятием Янка и посадила свою батарею: она у нее и до того была дохлая, а тут окончательно отбросила коньки. И совсем некстати вспомнилось, что до сих пор не позвонила домой. Била себя пяткой в грудь и клятвенно уверяла, что будет в половину одиннадцатого, а между тем грозно натикало больше двенадцати… И толку с того, что концерт закончился, когда вокруг со всех сторон сомкнулась жизнерадостная и местами трезвая толпа — лишь через полчаса-час, может, рассосется… (Повезло, что они с ребятами, а то с одной Галькой она бы себя чувствовала здесь не очень уютно. Еще повезло, что Сережка при своем транспорте, не придется кукарекать на плотно забитой остановке и втискиваться в одну малюсенькую маршрутку вместе с полусотней желающих попасть на Жилпоселок…) Попросить у кого-то мобильник Яна постеснялась — вот если б не было тут парней, тогда запросто!.. (Глупо, конечно. Неужели Галька не дала бы ей свой телефон?)
Домой добрались около половины первого. Сергей, как нарочно, не спешил, пробирался по таким глухим закоулкам, каких Яна до того и в глаза не видывала. И попрощался очень холодно, процедил сквозь зубы "ну пока" — и был таков! (Скорей всего, в отместку за кафе.) Крадущимися шпионскими шагами Янка прошмыгнула в свою комнату: к превеликому удивлению, никто из родителей не проснулся и не выскочил ее распекать… Стараясь по максимуму не зажигать свет, она по-армейски быстро разделась и юркнула в кровать, и накрылась одеялом до самых глаз, хоть в комнате было по-летнему тепло. Как по беззвучной команде, ровно через минуту в коридоре послышались папины усталые шаги: он приоткрыл дверь в спальню, намереваясь, видимо, что-то сказать. Но Яна весьма удачно притворилась, что спит, даже ресницами не дрогнула.
Глава вторая. Размолвка
— Это твое заднее слово?
— Заднее не бывает!
(Из к/ф "Кин-дза-дза")
На следующий день в лицее было слышно одну только Галю, никого, кроме Гали! Та со вкусом и театральным вращением бойких темно-вишневых глаз подробно расписывала, как они "с Андреем и Богданом" после концерта отправились в какой-то диско-бар из новых: "Самый крутой в городе! "Зеленый попугай", не слышали? Что, никто не знает?.. Эх вы, деревня!" Ну и зависали там в "Попугае" до двух ночи, а то и трех — короче, так развлеклись!..
Девчонки завистливо вздыхали, никто не перебивал. На Яну Галька вроде бы и не смотрела, но той всё равно стало обидно чуть ли не до слез: опять она пролетела, как фанера над Парижем! Очередное захватывающее событие обошлось без нее. Ведь звали же с собой, даже уговаривали в шутку, но Сергей, понятное дело, уперся рогом и ни в какую… Пришлось в самый разгар событий помахать всем весело рукой. (Каким-то чудом Янка успела начисто забыть, как отчаянно рвалась домой и тряслась мелкой дрожью в ожидании душеспасительной беседы. А то и скандала — всё это в свете ночи представлялось просто неизбежным…)
К последней паре Галька выдохлась и — о счастье! — угомонилась. Тем более, что сегодня это была физкультура, с недавних пор ее любимая. "С недавних" — это с начала года: вместо бодрого спортивного дедушки по отчеству Макарыч десятым классам поставили симпатичного новенького физрука. (Судя по всем косвенным признакам, только-только после института, совсем зеленый.) Звали того, правда, не слишком благозвучно — Василий Эдуардович, — но девчонки с первого же дня окрестили его по-свойски Васей. Не в глаза, разумеется, между собой, хоть он всё равно несколько раз слышал — просто не мог не слышать! — и ничего на такое панибратство не сказал, не решился…
Мимо с угрюмыми физиономиями пробежал одиннадцатый "В", топоча по утрамбованной мелкой гальке стадиона, как стадо бизонов.
— Два километра бегут, на зачет, — определила на глазок Маша. А Юлька обрадованно закричала бизонам вслед:
— Первый пошел, второй пошел, третий пошел!.. Парашютики не забываем, не забываем!
Но "вэшники" сегодня были не расположены к светской беседе. Кривонос, здоровенный бугай с квадратной шеей (хоть и помельче Пети, конечно) на бегу показал их компании кулачище внушительных размеров.
— Никакого воспитания! — сокрушенно покачала головой Юлька, сияя как новая копейка. Да и отчего б не сиять: последняя пара, яркое солнце, приятный обвевающий ветерок, жизнерадостный Вася на заднем плане, кислые физиономии "вэшек" — что еще от этой жизни нужно?..
— Ты когда-нибудь допрыгаешься, — пообещала многоопытная Галина батьковна.
Ребята на футбольном поле уже вовсю гоняли свой мяч — только успевай отскакивать, — когда физрук Вася взялся-таки за девчачью перекличку. С этим делом он всегда тянул до последнего — видать, не пообвыкся еще:
— Катя есть, Алина есть… Галя… — поднял на нее глаза да так и замер с разинутым ртом, выражение лица от этого стало изрядно глупое. Галька подготовилась к физ-ре основательно: облачилась в плотно облегающую пышные формы леопардовую майку и моднейшие светло-голубые джинсы, настолько узкие, что едва по швам не трещали. Вася с усилием закрыл рот и укоризненно произнес: