Если ты исчезнешь
Глава 1. Переданное письмо
Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю:
жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие.
Избери жизнь…
Второзаконие 30:19
Сказать по правде, моя жизнь никогда не была наполнена суеверными предчувствиями, но сегодня с самого утра я будто знала, что должно произойти нечто из ряда вон. Почему? Потому что сегодня понедельник.
Я ненавижу понедельники.
Понедельник — мой несчастливый день. У кого-то там пятница 13-е, у кого-то ночь полнолуния или ещё что, а у меня — понедельник.
Именно по понедельникам со мной случаются самые отвратительные вещи: от стрелки на колготках до катастрофы вселенских масштабов. Всё валится из рук, ничего не выходит.
В понедельник умерла мама.
В понедельник уехал Слава.
В понедельник я встретила его.
Я думала, что на этом мои неудачи прекратятся. Но я ещё не знала, что знакомство с ним станет моей самой большой неудачей.
Сегодня я снова вернулась в мой город знакомый до слёз. До заламывания рук, дрожащих коленей и холодеющих пальцев. Тихий, неприметный, будто погруженный в дремоту, такую непривычную после оглушающей столицы. Солнце здесь всегда светит по-осеннему мягко, а дни текут неторопливо, по какому-то своему, особенному плану. Кажется, если даже весь мир рухнет, здесь всё останется по-прежнему: провинциальный вокзал, ряды аккуратно постриженных деревьев в аллеях, шеренги типовых многоэтажек…
Я знала его и другим: тёмным и сверкающим в бушующей непогоде, с чёрными провалами окон и ночными холодами, с гулким эхом на пустых улицах. Поют здесь теперь те же песни, дают те же клятвы? Изменился город или только я? Меня не было пять лет. Хорошая отговорка — «я училась в институте» звучит искусственно. Конечно, я приезжала два раза в год: на неделю в новогодние праздники и летом — на две недели, чтобы отметить день рождения. Я приезжала, но города не видела. Запиралась в квартире и это время проносилось, как сон, самодельный анабиоз, а по прошествии отсчитываемых с особой тщательностью дней — возвращение обратно. Назад в безопасность. В настоящее. Ведь дома меня ждало только прошлое, от которого я всегда пыталась убежать.
А теперь институт окончен. Спасительная отсрочка подошла к концу. Я вернулась по-настоящему. До сих пор я не верю в это до конца. Есть план Б, есть магистратура. У меня должно быть ещё хотя бы два года, чтобы прийти в себя. Если это вообще возможно.
— Здравствуй, пап, — я чмокнула отца в щетинистую, морщинистую щеку. И когда он успел постареть?
— Такой долгожданный и всё равно внезапный приезд, даже не знаю: радоваться или пугаться? — он улыбнулся. Как всегда, в своём стиле.
— Где Серёжа? Он расстроился, что меня не было на выпускном?
— Расстроился, но не смертельно. Они с Настенькой на этом… Как его… Тренинге. Они теперь вечно там пропадают. Готовятся к поступлению.
Всё ясно. Иногда я завидовала брату, у него, в отличие от меня, жизнь бьёт ключом, и даже не по голове. Он рос счастливым ребенком, был веселым подростком, стал улыбчивым молодым человеком. Всё ему давалось просто, без заморочек, без страданий, без потрясений. Видимо, второй экземпляр вышел у наших родителей лучше первого. Я рада, что он есть у папы — примерный сын, медалист, галантный кавалер, а скоро ещё, наверняка, и студент престижного вуза. Отрада, а не сын. Не чета трусливой дочери, сбежавшей при первой возможности.
Но всё равно я люблю бывать дома. Здесь время будто остановилось. Вот и на столе всё та же скатерть, усыпанная кленовыми листьями, которую я лицезрела каждое утро, завтракая перед школой. На стене те же старомодные часы с кукушкой. Моя комната, где никто не смеет ни к чему прикасаться, спит под слоем пыли. Кажется, стоит взглянуть в зеркало, и я увижу себя шестнадцатилетней, с лентами в косичках, с искренней улыбкой. Но нет. Лишь поднимаешь взгляд на отца с седеющей головой, сразу же отказываешься от своих иллюзий.
— Кстати! — спохватился он. — Тебе же тут на днях пришло письмо.
Письмо. Бумажное. Как странно — лет сто такие не получала. К тому же ещё и на мой старый адрес. Это не предвещало ничего хорошего. Но я всё же забрала этот помятый конверт без обратного адреса из отцовских рук.
— Я, конечно, не вскрывал.
Прибыв домой, я не испытывала ровным счётом ничего, кроме дикой усталости. Теперь же, прочтя это послание, впору пить успокоительное.
Всего несколько слов: «Держи рот на замке». И подпись, выбившая почву из-под ног: «Ты знаешь, кто это».
Я знаю и потому не могу решить: мне просто ужасно грустно или ещё и до мурашек страшно?