Я так и не дочитала свой дневник. Не смогла. Последние страницы — это слишком тяжело. Я не выдержу этого в одиночку. Мне нужен кто-то, на кого я смогу опереться во время прочтения. И этот кто-то, конечно, Слава.
Он сам желал объяснений. И он узнает всё. Проживёт те дни со мной снова. Для него это будет шоком, для меня — нестерпимой болью. Но это нужно сделать, чтобы понять, куда двигаться дальше.
Я непрестанно размышляла о прочитанном. Почему все вокруг твердили, что мои друзья плохие? Может, они просто видели то, чего не желала замечать я? Как много обмана в написанных мной строчках. Я никогда не жила настоящим — мои записи тому подтверждение. Сколько важных мелочей там не отмечено, сколько нелицеприятных фактов опущено.
Надо отдать должное: Ника из прошлого ревностно охраняла то, что любила. Писала о самом важном и волнительном для неё, отметая всё «побочное». Для неё мир Четырёх Пределов был реальнее этого серого города, а Гильдия родней отца и брата. Ну да… Вечный побег, стремление к далёкой земле. Это так по-человечески. Так по-детски наивно. Так банально.
Если смотреть правде в глаза, то я была просто чистым листом, который каждый норовил закрасить своим любимым цветом, даже не спросив меня: не хочу ли я остаться белой?
Всю жизнь я искала ориентир — того, за кого можно держаться, на кого можно положиться. Таким проводником для меня с самого рождения был Слава. Когда его от меня оторвали, появился он. Когда не стало и его, настало время окончательной дезориентации. Как слепой котёнок, я не знала, куда идти и больно врезалась в углы, сшибала на пути коробки. Всё, на что хватило моей персональной решимости — поступить учиться в Москву. Поселиться в общаге, посещать каждую пару, вгрызаться в филологический гранит, не отвлекаясь от учёбы ни на что. Получить красный диплом. Вот то, чего я смогла достичь своими силами. Чисто внешний результат. А на деле — внутри меня пропасть, которую так и не удалось заполнить языкознанием.
Слава не знает об этом. Он перестал меня понимать. Не мудрено: такое не расскажешь по секрету. Даже самые близкие не в силах представить, что творится внутри, а порой и принять тебя нового — перекроенного от края до края пережитым ужасом. А Слава… Близок ли он ко мне, как раньше? Увы. Нас разделило сперва расстояние, а потом невысказанная обида и годы отчуждения.
Но если сегодня, прочтя мой дневник, он найдёт оправдания моим действиям, могу ли я считать, что он по-прежнему любит меня?
Он пришёл точно вовремя — пунктуальность всегда была сильной стороной Славы. Явился в маске напускного безразличия, приросшей к нему со вчерашнего дня. Я не обиделась. Это нормально, это правильно. Это защита, призванная скрыть страх и робость.
— Я рада, что ты пришёл, — искренне проговорила я.
— Надеюсь, сегодня мы покончим со всеми этим тайнами, — Слава скривился. — Терпеть их не могу.
— Надеюсь. Пойдём на «задворки»?
— Их больше нет, — просто ответил он. — «Империю» выкупили новые хозяева и стоянку огородили высоченным забором.
— Где же теперь собирается местная молодежь? — я горько улыбнулась.
— Понятия не имею. Последние годы я провёл в другом городе.
— Где же ты жил?
— Мы, кажется, встретились, чтобы поговорить о тебе, — Слава был непреклонен.
— Хорошо, — я не была настроена спорить. Тем более, он действительно прав. — Поговорим обо мне. Знаешь, почему я приехала домой?
— Потому что окончила институт? — мы, не сговариваясь, побрели в сторону моего дома.
— Да, конечно. Я имею в виду, кроме этого… Дело в том, что на днях мне пришло письмо… — голос предательски задрожал, но я взяла себя в руки. Нужно отрешиться и рассказать всё. — Оно пришло на старый адрес, папа отдал его мне.
— Что за письмо?
— Из прошлого. Почти от него, — я не произнесла имени и украдкой взглянула на Славу, чтобы видеть, как он отреагирует. Он понял, о ком речь. Слава терпеть не мог говорить о нём. Он его ненавидел. Прямо как я Викочку.
— И чего же он хочет? — Слава был явно недоволен.
— Проблема в том, что он не может ничего хотеть. Он мёртв, — за пять лет я впервые произнесла эти слова. Они дались мне с трудом. Когда говоришь такое вслух, поверить в это становится ещё сложнее. Будто просто недобрая шутка, а не свершившийся факт.
Слава остановился, как вкопанный. Он воззрился на меня с выражением такого небывалого потрясения, что мне показалось — ещё чуть-чуть, и он свалится в обморок.
— Я… я думал, он бросил тебя… Ты не говорила. Я… Почему ты сразу не объяснила мне всё, когда я приехал тогда к тебе в общежитие? Я бы всё понял… Послушай… Прости.
— Ты ни в чём не виноват, — я махнула рукой. — Дело только в моей собственной слабости, не в тебе.
Мы добрели до сквера в молчании и сели на первую попавшуюся скамью. Слава упорно отводил взгляд.
— Но что тогда с письмом? — наконец спросил он. — Кто его отправил?
— Я знаю кто, — проговорила я. — Тоже человек из тех времен. Недавно я видела его… И он меня тоже… Это не сулит ничего хорошего, особенно, в сложившейся ситуации.
— О чём ты?
— Вот, — я вытащила из сумки дневник. Страница, на которой я остановилась, была заложена вырезкой из газеты. — Прочти сначала статью.
Слава развернул газетный лист и заскользил взглядом по словам. Некоторые отдельные фразы он еле слышно шептал: «чудовищные события», «не раскрытое дело пятилетней давности», «тоталитарная секта», «вновь удалось скрыться»…
Я пыталась отрешиться. В моей голове в этот момент звучали совсем другие слова: «Девушка, у вас всё в порядке?». И перед внутренним взором единственное лицо. С абсолютно незапоминающимися чертами.
— Что это такое? Я не понимаю… — слава поднял на меня глаза.
— А теперь прочти дневник, — кивнула я на потрёпанную тетрадку.
[i] Строчка из «Сказки о Прыгуне и Скользящем» (эпизод 17) гр. Пилот
[ii] Мф. 8:12
Дневник 6. Окончание
14/4/2008
Сегодня в школе ко мне подошёл Антон. Он выглядел взволнованным.
— Выкладывай, что там у вас случилось? — спросил он, отведя меня в сторону. — Все «задворки» шумят.
— Я не знаю! — призналась я. — Мы ездили в Москву, там что-то произошло, но я не знаю, что именно… Говорят, кто-то подрался, вроде.
— Подрался? — он вскинул брови. — Ходят слухи пострашнее.
— Какие? — я сглотнула.
— Что кто-то умер, — прошептал он. — Вернее, кого-то убили.
— Гунт? — проговорила я одними губами.
Антон кивнул, уставившись в пол. После недолгой паузы, он сказал:
— Не теряй голову, Ник. Держись от них подальше.
— Но они не виноваты! — чуть ли не вскрикнула я.
— Правда ли? — Антон мрачно оглядел меня. — Не теряй голову.
20/4/2008
Мар не звонит мне. Кром не встречает меня. На «задворках» в эти выходные я не была. Мне страшно.
Я боюсь потерять их.
23/4/2008
Папа очень рад, что я не хожу никуда, кроме школы. Он не показывает этого явно, но я заметила. Я бы порадовалась вместе с ним, если бы это не приносило мне таких страданий.
Чтобы как-то отвлечь себя от одиночества и смутных предчувствий, клубящихся в душе, я решила, наконец-то, почитать те книги, которые советовал Кром. Они странные, я не понимаю их… Лучше просто буду слушать его любимую музыку. Она стала любимой и для меня.
26/4/2008
Ура! Сегодня мне позвонила Мар. Значит, всё в порядке. Значит, всё хорошо. Она пригласила меня к себе в гости, завтра. Она сказала, что теперь мы будем собираться у неё.
27/4/2008
Мне нравится у Мар. У неё так спокойно, вкусно пахнет шарлоткой, которую печет её бабушка. Эта старушка такая тихая и милая, никогда ни о чём не спрашивает. Мар рассказывала, что после смерти родителей, она не в себе. Ей кажется, что внучка — это её умершая дочь….