Они вернулись домой и провели чудесную ночь. И дело даже не в сексе. Он не проверял телефон, не отвлекался на звонки. Он обнимал ее, разговаривал с ней, засыпал рядом. А что потом?
С утра посыпались звонки.
Прошло больше двух месяцев с того дня, но она грела воспоминания в своей копилке эмоций.
— Может, мне приехать?
«Скажи нет! Скажи нет!», — взмолилась она, зажмурив глаза. Она не знала, с кем он говорит, но надеялась, что собеседник почувствует ее желание.
— Как скажешь. Мариша, пожалуйста, если что-то еще узнаешь, сразу звони.
«Мариша?!» — она резко открыла глаза. Что??
Наконец он положил телефон в карман и сел рядом с ней. Кофе уже совсем остыл, но он даже не заметил и залпом опустошил чашку.
— Вкусно?
— Угу.
Он неотрывно смотрел на экран телевизора.
— Что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
Она унесла поднос на кухню и осталась там. Ей не хотелось, чтобы он видел ее злость, чувствовал ее ревность. Заметит ли он, что она ушла из зала? А из квартиры?
Она медленно прошла мимо него, обойдя телевизор и взяла сумочку со шкафа в коридоре. Обуваясь, она даже уронила металлическую ложку для обуви, но он даже не обернулся.
Слезы душили, все сначала. Снова она ему не нужна, у него есть работа.
Она здесь лишняя.
Олеся положила ключи от его квартиры на комод возле двери и вышла.
И куда теперь идти? Домой к отцу совсем не хотелось, к подруге — тоже. Ей не нужны вопросы, на которые она не знала ответы.
Что их ждет?
Олеся завернула за угол и села на скамейку возле другого дома.
Если он будет так продолжать, то что их ждет? Она примет такой образ жизни, а через 10 лет уйдет от него, как поступила ее мама?
Или она не примет его образ жизни…
Как показали эти три года, что они вместе, Максим не изменится. Он трудоголик до мозга костей и им же останется. Да, он может на один день выключить телефон, но стоит ли этот один день полгода одиночества? Сможет ли она жить воспоминаниями все это время, ожидая еще один такой день внимания?
Ну, зачем? Зачем он три года назад вернул ее? Ведь тогда, когда она еще не любила его, она могла его забыть. За это время она бы уже встретила другого человека и выкинула бы Максима из своей головы. Она бы сумела. Но он пришел к ней, обещал, что будет рядом, стал ее первым мужчиной, пусть такая ответственность поначалу пугала его.
А что потом? Через месяц она снова стала ему неудобной. Переговоры, контракты, недельные командировки, работа без выходных. Он дал ей ключи от своей квартиры, чтобы она больше не жаловалась. А толку? Толку, если его самого в этой квартире нет?
— Что мне делать? — тихонько спросила она саму себя, обхватив колени и пустив голову на руки. — Почему все так сложно?
Так странно — Олеся была красивой, стройной, образованной девушкой. И пусть многие на первый взгляд видели в ней легкомысленную девчонку, но она не была такой — скорее милой и мягкой. И из-за этого из нее лепили, как из пластилина. Сначала лепили родители — мама делала из нее послушного ребенка, а папа — оружие против матери. Затем лепили парни, с которыми у нее были хотя бы какие-то отношения. Рома пользовался ее мягкостью три месяца, пока не полюбил Дарину. И что сделала Олеся? Собрала силы и перестала позволять людям из себя лепить? Нет же! Она выбрала самого искусного гончара — Максима. Его смертельным оружием была ее любовь — она послушно принимала любую форму, которую она мастерил.
— Вот, дура! — отругала она саму себя, как будто впервые поняла, что нельзя себя так вести с мужчинами.
Нет, не впервые. Раз в полгода она осознавала всю опасность их отношений — так ведь можно и вовсе потерять себя. А вдруг во время следующей «лепки», он «переломит ей хребет и лишит способности дышать»? Конечно, образно. Так говорила ее подруга-психолог. Точнее, подруга, окончившая два курса на факультете психологии, бросившая учёбу ради байкера.
Но она права. Когда Олеся в последний раз дышала полной грудью? Не обрывками, пытаясь впитать кислород, а так, чтобы воздух проскользнул по всему телу и добрался до кончиков пальцев! Когда? Рядом с ним она всегда жила, затаив дыхание.
Она встала со скамейки, отряхнула невидимые пылинки с джинсов и решительно пошла в сторону остановки. Уйти! Куда — не важно. Просто уйти. И не позволить переломить себе хребет. Пусть и образно.
***
Дарина пыталась дышать и сохранять спокойствие. Вроде, никогда не замечала за собой боязнь замкнутых пространств. А тут на нее навалились сразу паника и страх. И немного смущения, что застряла она в этом чертовом лифте со своим бывшим.
Она то и дело доставала телефон и проверяла время, сообщения, соцсети. Ей хотелось выбраться отсюда и убежать прочь.
«Не смотри на него, только не смотри», — приказала она себе. Но тело не слушалось. Она медленно и осторожно подняла на него глаза. Рома тоже листал что-то в телефоне, не глядя на нее.
Он практически не изменился — только повзрослел. Шея стала шире, рукава футболки обтягивали бицепсы — наверно, он и дальше продолжает заниматься. На шее висела цепочка, но кулон спрятался под футболкой. Наверное, это подарок. Она слабо представляла, чтобы Рома вот так зашел в магазин с украшениями и купил себе что-то на шею. Ну, а вдруг? Это уже не тот Рома, которого она знала.
А с другой стороны — вот он, ее Рома. Тот самый, кто вселил в нее уверенность в себе. Тот, который помог ей забыть прошлое как страшный сон. Тот, кто заставил ее поверить в любовь. И в то, что ее могут любить — просто так — нежно и безрассудно.
И тот, кто бросил ее, причинив боль в сотню раз сильнее, чем она испытывала раньше. Да, пусть их отношения не были безоблачными, они оба были вспыльчивыми и как будто пробовали быть вместе, но она его полюбила. На самом деле полюбила, а он просто сломал ее, уехав во Францию, не дав им проститься.
Дарина отвернулась и сглотнула, стараясь не выдать свои чувства сбившимся дыханием. Нет, боль никуда не ушла. Пусть и прошло так много времени, ей все равно было обидно. И единственное, что ее убивало — почему? Почему он тогда не зашел к ней?
— Тебе плохо? — Рома сделал полшага навстречу к ней. По его встревоженному лицу было понятно, что он на самом деле волнуется.
— Да, немного. Сейчас пройдет, — еле выдавила она.
— Воды?
Он достал из рюкзака бутылку воды и протянул ей.
Дарина кивнула и сделала два небольших глотка. Что это с ней? Она взрослая женщина, а ее так накрыли воспоминания и незабытая обида, что она была готова прямо здесь, в лифте, разрыдаться.
«Держи себя в руках!» — приказала она сама себе.
***
Рома посмотрел на бледное лицо Дарины и не на шутку испугался. Что ему делать, если она упадет в обморок? Открывать дверь лифта? А если они застряли между этажей? А если этим он, наоборот, затруднит их выход?
Им еще повезло, что застряли они в грузовом лифте, здесь побольше пространства и воздуха. «Повезло? Попасть на концерт Джареда Лето без билета — вот это повезло, а застрять в лифте со своей бывшей — сомнительное везение», — сострил внутренний голос.
Действительно, ему было некомфортно в этом лифте. Его так и распирало поговорить с ней и узнать, как ее дела, но он не мог первым заговорить. Она всем видом показывала, что он ей совершенно не интересен.
Дарина то и дело доставала телефон и что-то печатала. Видимо, пишет своему мужчине, что застряла в лифте с соседом. Интересно, а он знает, что Рома не просто сосед? Не ревнует? Не боится, что между ними вспыхнут старые чувства и они воспользуются уединением? В этом лифте, в отличие от лифта в его доме во Лионе, нет камер.
Рома представил, как делает шаг вперед, заключает ее в свои объятия и жадно целует в губы, пытаясь напомнить ей, как им было хорошо вместе. Она бы уронила из рук свой телефон и обняла его за шею, прижалась к нему и…
— Спасибо, — Дарина вернула его в реальность, протягивая ему обратно бутылку воды.