— Вот до чего можно довести девочку! — Тетя Анна, конечно, намекала на Тоню — она ее не любит.— Из родного дома выжили…
— Никто меня не выжил! — Мне вдруг стал противен и ее суп и ее притворная жалость.
— Милая моя!—Тетя Анна всплеснула руками.— Мы-то знаем, какая ты добрая, безответная…
— Ладно,— сердито оборвала я и спросила у Скайдрите, чтоб переменить разговор: — Ну, а твои дела как?
Скайдрите села на табуретку. Положила ногу на ногу. На кончиках пальцев болталась малиновая плюшевая домашняя туфелька. Конечно, заграничная. У Скайдрите все заграничное. Даже поза, наверно, позаимствована из какого-нибудь иностранного журнала.
— Ой, Рута! — Скайдрите раскачивалась на табуретке, и мне хотелось, чтоб она шлепнулась.— Ой, Рута, я с таким молодым человеком познакомилась!
— Стиляга, конечно? — Я нарочно вызывала ее на ссору.
— Что ты! Летчик. Из гражданской авиации.
— Так влюблен в Скайдрите!— прибавила тетя Анна восторженно.— Так влюблен! Дня без нее прожить не может!
Перебивая одна другую, они выложили мне все подробности о летчике. И о подарках, которые он делает Скайдрите. Больше всего, конечно, о подарках.
Чтоб перебить поток их восторженных сообщений, спросила:
— А в институте как дела? — лелеяла тайную надежду, что тут у нее особых успехов быть не может.
— А, что институт! — Скайдрите махнула рукой.— Скучища. Нет, ты послушай… Перед отлетом говорит…
Не хочу знать, что он говорил перед отлетом. На полслове перебила Скайдрите, начала рассказывать о нашей бригаде.
У нас последнее время идут споры: как строить наши пять домов? Одна часть, во главе которой Лаймон, стоит за поточный метод, как самый передовой. Грачев и Славка настаивают, чтобы за зиму сделать стены всех зданий. Летом, по теплу, вести внутреннюю отделку — «начинку», как они говорят. Тогда квартиры будут хорошие. Штукатурка просохнет, столярка— тоже. Я до сих пор не разобралась, к какой «группировке» примкнуть. Вроде и те правы и другие.
Об этом я и пыталась рассказать. Но у Скайдрите на лице появилась скука. Тетя Анна взялась мыть посуду, загремела тарелками, ложками. В общем, это их не интересовало.
— Ты бы пошла, помылась,— сказала тетя Анна. Уж лучше сидеть в ванне, чем слушать трескотню Скайдрите. Горячая вода всегда исправляет настроение.
С наслаждением залезла в ванну. Почти задремала. Вдруг стук в дверь.
— Это я,— сказал Тонин голос.— Открой, Рута, на минутку.
Открыла задвижку. Тоня в щелку просунула пушистый, весь в крупных цветах фланелевый халатик.
— Подарок тебе. От папы.
Знаю я, как от папы. Тоня фланель выбирала. Тоня шила. И, увидев в передней мою рабочую куртку, сообразила, что халат мне сейчас придется кстати.
В комнату я вошла довольная, умиленная. Вообще теперь, когда я бываю здесь гостьей, я никогда им не мешаю. Нам хорошо втроем. Нет, теперь уже вчетвером.
Братик лежал на кровати. Дрыгал в воздухе голенькими ножками. Ему третий месяц. Он стал толстенький— так и хочется потискать. Глаза синие-синие, как у папы. А волосики темные, как у Тони.
— Как жизнь, рабочий класс? — спросил папа и задержал мою руку в своей.
— Лучше всех! — ответила я Славкиными словами. Папе и Тоне я могу рассказать о наших делах.
Они поймут.
Долго сидим за ужином. Я все рассказываю, рассказываю.
— Поточный метод, конечно, передовой,— говорит папа. И Тоня согласно кивает.
— Да,— возражаю я,— но тогда часть отделки придется на зиму.
— Плохо будет сохнуть,— соглашается папа.
— Вот именно,— теперь я «процитировала» Петьку.— Качество отделки ухудшится.
— Логично. Значит, лучше второй способ.
— А тогда летом упадут заработки. «Начинка» — невыгодное дело.
— Конечно,— подтверждает Тоня.— Швы прострочить — пустяк. А начнешь отделывать — массу времени займет.
— Грачев и Баранаускас говорят: «Сознательно идем на трудности».
— По-хозяйски, по совести. Молодцы ребята!— хвалит папа.
— Конечно, деньги — это еще не все,— поддерживает и Тоня.
Вот теперь я знаю, куда примкнуть.
Хорошо, когда все ясно, все правильно. Лежу на своем старом месте — братик пока спит в коляске, и потому мой диван не вынесли. Знакомый квадрат лунного света лежит на полу.
Ничего, что Славка меня никуда не приглашает. Это впереди. Я верю. Очень хорошо, что здесь, в этой комнате, я только гостья и никому больше не мешаю. Очень хорошо, что «начинку» будем делать летом. Все ясно, все правильно.
Как хорошо спится, когда все правильно!