Я начала было рассказывать заново. Но Петька не стал слушать. Сохраняя тот же важный вид, пожал мою руку.
— Поздравляю! — И при этом состроил такую рожу, что ребята за моей спиной фыркнули.
Петька обернулся к тем, в шляпах, и сказал нудным, скрипучим голосом:
— Вот, имеется у нас героиня дня — Рута Эзериня. Молодая, так сказать, поросль. Сегодня успешно защитила честь бригады, вступила, так сказать, равноправным членом в нашу семью. Между прочим, у нее имеется аттестат зрелости. На стройку пришла, вот именно, по зову сердца…
Вроде все, что он говорил, правильно, а слушать противно. И откуда набрался таких слов?
Один из мужчин записывает Петькины слова в блокнот. Второй целится в меня фотоаппаратом.
— А это,— продолжал Грачев, указывая на Славку,— на данном этапе лучший каменщик участка Чеслав Баранаускас. Эзериня — его ученица.
Славка поморщился и отвернулся. А фотокорреспондент взял меня под руку, подвел к Славке.
— Вас сфотографируем втроем — бригадир, каменщик и девушка.
— Не стоит,— вмешался тот, что с блокнотом.— Лучше вдвоем: учитель и ученица. На две колоночки.
Петька отступил на шаг, но по лицу видно — это ему не понравилось. Фотограф заставил нас со Славкой принять дурацкие позы: будто Славка поздравляет меня, жмет руку. Ну и вид у нас, наверно!
— Нет, нет.— Фотограф вертел нас и так и этак.— Не годится. Скованно очень. Ну же, улыбнитесь, девушка, покажите зубки! — Попробовал бы сам улыбнуться по заказу! — И не смотрите в аппарат. Смотрите друг на друга.
По крайней мере раз десять мы меняли позы, обменивались рукопожатием. Фотограф щелкал затвором аппарата. Славка начал злиться.
— Хватит,— заявил он и взял кельму.
Тут Петька подвел к корреспондентам Тадеуша, покровительственно обнял его за плечи. Спросил елейным голоском:
— Ну, Тадеуш, как она, жизнь молодая?
— Так сама…— Тадеуш прикинулся дурачком.
А Петька все теми же затасканными словами принялся излагать все о Тадеуше. Корреспондент торопливо записывал, а фотограф тем временем со всех сторон «общелкал» Тадеуша и Петьку. Грачев старательно делал вид, что не замечает этого, а сам пыжился, надувал губы, выкатывал глаза.
— Все,— облегченно вздохнул фотограф и спрятал аппарат.
Второй, с блокнотом, прицепился к Славке.
— Расскажите о себе. О ваших учениках. Много их у вас?
Добрая половина ребят в бригаде — Славкины ученики. О каждом он может рассказывать. Но Славка, не прекращая работы, проворчал:
— Бригадир расскажет, если надо.
— Конечно, конечно,— засуетился Петька.— Пойдемте в конторку, а то вы озябли, наверно.
И то озябли: носы посинели, руки тоже. После их ухода мы намеревались обсудить события дня, но Славка прикрикнул:
— Работать за вас кто будет?
Что поделаешь, работать за нас, конечно, никто не станет.
Ядро или скорлупа?
—Не утерпел, расхвастался?—с оттенком презрения спросил Славка Грачева в обеденный перерыв и передразнил: — На данном этапе.:. Молодая поросль…
— А что такого? — Петька невозмутим.— Напишут. Похвалят. Смотришь, и неудобно будет не дать звания. Сам знаешь: до лета не выскочим — пиши пропало. Начнется «начинка», и сядем с выработкой. Ради того и от поточного отказались…
— Нет, не ради того,— резко перебил Славка. Отложил кусок хлеба, закурил, недобро посмотрел на Петьку.— Лично я, да и все ребята, думаю, тоже, ради того от потока отказались, чтоб не сдавать людям сырые, некрасивые квартиры.
Петька насупился, промолчал. А Славка спросил язвительно:
— И, скажи, на кой черт тебе звание, раз так?
— Смешно,— обиделся Грачев.
— Очень даже. Ответь-ка: что важней в орехе — ядро или скорлупа?
Петька не счел нужным отвечать. Скривил губы.
— Молчишь? — зло засмеялся Славка.— Потому и молчишь, что за скорлупу, а не за ядрышко воюешь. И сам понимаешь это. Звание, звание! Год соревнуемся. Год ты шум поднимаешь. А что изменилось в бригаде?
— Ни черта,— поддержал Тадеуш.— Какими были, такими и остаемся.
— Слыхал? — Славка подтолкнул Грачева локтем.— Не дали звание и правильно сделали. Ты сюда посмотри,— показал на косо висящий пыльный транспарант со словами: «Один за всех, — все за одного».— Смотри, смотри, нечего.
— Ну как же ты за всех нас болеешь? Вот Тадеушу с Ганнулей не дали комнату. Ты повоевал за них?
— Как же, стал бы он с начальством заедаться!— вставила Ганнуля.
— Своими руками написали в обязательстве: все будут учиться…