— Откуда же ты знаешь, что она…
— Знаю. Был такой разговор. Давно. В прошлом году.
— И до сих пор…
— Не знаю. Жалко мне ее. Трудная она. И с ней тоже трудно.
— Вова! — закричала женщина из окна соседнего дома.— Пора домой!
Вова не без сожаления оставил свой гараж, подошел к Славке.
— Вы завтра придете сюда?
— Постараюсь.
— Тогда я возьму еще одну лопатку. Будем строить вместе.
— Ладно.
Мальчик вприпрыжку побежал к подъезду. Славка проводил его откровенно завистливым взглядом.
— И нам пора. Ты, наверно, озябла?
Уходить не хотелось, но нога в гипсе в самом деле застыла. Славка обнял меня, почти донес до комнаты.
Расма по-прежнему лежала на постели. Даже и речи быть не могло, чтоб нам немножко поговорить в ее присутствии.
«Производственная практика»
Славка обещал прийти прямо с работы, и я пошла просила тетю Мицу помочь мне спуститься в скверик: лучше уж сидеть с ним там, чем под злым взглядом Расмы.
«Помощь» тети Мицы заключалась в том, что она шла сзади меня и охала на каждой ступеньке. Меня это смешило.
Дошла до первой площадки. Остановилась перевести дух и запела: «Если ты назвался смелым…».
— Ладно уж,— заворчала тетя Мица.— Смелая, что уж там и говорить…
Пройти с костылями два лестничных марша — по двенадцать ступенек в каждом — не шутка. Да еще три скользких ступеньки —у подъезда. Да раскатанная ребятами дорожка. После такого путешествия, наверно, всю жизнь буду сочувствовать хромым.
Наконец сижу на скамейке. Мне жарко и весело: доказала!
— Обратно одна не смей! — уходя, наказывала тетя Мица.— Девчата скоро придут, помогут.
Сижу одна и наслаждаюсь. Словно год не выходила из комнаты. Все какое-то новое, необычное. Голуби слетелись. Ходят вокруг скамейки, склонив набок головки, посматривают вопросительно: в чем дело, почему не кормишь? Жалко, что не захватила хлеба.
Вчерашний мальчик — Вова — катался на санках с горки. Увидел меня, подбежал, спросил:
— А где тот дядя?
— На работе.
— Строит дом?
— Да, строит дом.
— А мой гараж сломали,— вздохнул Вова.
— Жалко,— посочувствовала я.
— Конечно, жалко. А вы бы не могли построить мне новый гараж? Большой.
— Нет, Вова. У меня болит нога. Видишь?
— Ка-акая!— протянул Вова и дотронулся до гипса.— Она деревянная?
Попробуй объясни, что не деревянная, а гипсовая.
Вова чинно уселся со мной рядом, вздохнул.
— Долго не идет тот дядя…
— Да,— согласилась я и тоже вздохнула.
— А вы бы не могли почитать мне книжку? — спросил Вова.
— Что ж, принеси, почитаю.
Вот легко поладила! Ждала возвращения мальчика и думала о Славкином сыне. «Такого же возраста»,— сказал Славка, Наверно, бойкий, общительный. Мальчишки все бойкие.
— Вот! — издали закричал Вова и показал мне книжку.
Читать в ней было почти нечего: на каждом листе большая картинка и короткий стишок, вроде:
— Все? — разочарованно спросил Вова, когда была прочитана последняя страница.
Я начала придумывать про мишку целую историю. Вова помогал неиссякаемыми «наводящими» вопросами.
— А кто мишку уронил на пол?
Вот и соображай, что ответить. Конечно, не девочка-хозяйка. Объяснением, что уронили чужие дети, Вова не удовольствовался.
— А какие дети? Плохие, да?
Уточнила, чем именно плохи чужие дети.
— А сколько их было, чужих детей?
— Наверно… наверно, трое.
— А как их зовут?
Рассказ обрастал подробностями, а я начинала мерзнуть. Пришли с работы девчата. Постояли около нас, посмеялись, помогли кое-что уточнить насчет мишки с оторванной лапой.
— Ты не замерзла? — спросила Ганнуля.
— Ничуть! — Превращусь в сосульку, но дождусь Славку здесь.
Девчата пошли домой. С крыльца Расма явно в мой адрес крикнула:
— Производственная практика!
Ну почему, почему она такая злая? Разве я виновата, что Славке она не нравится?
Я успела рассказать Вове историю всей жизни мишкиной хозяйки, когда Славка наконец показался в сквере.
— Да ты совсем посинела! — ахнул он.—Пошли, пошли в тепло!
— А как же мой вокзал? — спросил Вова.
— Ох, милый,— засмеялся Славка. — Про вокзал-то я и забыл. Ну, ничего. Вот… тетя погреется,— и он насмешливо сощурился на меня: похожа на тетю или нет? — погреется тетя Рута — тогда построим.