Вот уж словно обухом по голове. Сидим, не смотрим на Ивана Алексеевича.
Он глянул поверх очков, сказал:
— Так я и знал: устроите панихиду. Нехорошо, ребята! Народ сознательный, понимаете, что у вас две матки в одном улье. А там, в пятой, худо. Понимаю, жалко вам Грачева. Но вот он-то, Грачев, сам понял: надо.
Иван Алексеевич долго распространялся, какой-де, Грачев хороший, как он поднимет пятую, отстающую.
У меня тоскливо сжималось сердце. Как же так? Если б Славка вызвался в пятую, отстающую, я бы это поняла и приняла. Но Петька, лопающийся от важности! Что же он-то может сделать там полезного?
Ребята молчали. Я подумала, что неправа. Они лучше меня знают Петьку. А я сейчас просто зла на него за вчерашнее, хотя во всем сама виновата. И если Тадеуш вступился за меня, то, наверно, потому, что пожалел. Куда бы я пошла со своим вторым разрядом, я, не умеющая проверить вертикальность стенки по отвесу?
И все-таки что-то во мне противилось, не соглашалось с мыслью, что Петька Грачев идет на помощь в отстающую бригаду.
Тем временем Иван Алексеевич оглядел нас еще раз по очереди, спросил устало:
— Ну, что ж молчите?
И тогда звонко, на всю конторку, расхохоталась Расма.
— Ой, не могу! — выкрикивала она.— Наш Петька— гагановец![13] Ха-ха-ха!
Тадеуш толкнул ее: заткнись. Расма расхохоталась еще пуще.
— Не вижу ничего смешного! — проворчал Иван Алексеевич.
— Господи,— Расма насилу уняла смех,— да мы вчера выгнали его из бригадиров! Выгнали, понимаете, Иван Алексеевич! — Расма снова рассмеялась.
— Не болтай, Расма, чего не надо! — оборвал ее Тадеуш.
— Чего не надо? — изумилась Расма и вскочила.— За звание коммунистическое соревнуемся! — закричала она зло.— Сознательные! Из своей бригады вытурили, а в чужую, в плохую, иди на здоровье! Так и быть, смолчим, каков ты есть, Петька Грачев! Сору из избы не вынесем! Так?!
— Что тут у тебя происходит? — Начальник обернулся к Лаймону.
— Да ничего особенного, Иван Алексеевич… Брак случился…
— Знаю.
— Ну, Грачев погорячился. Ну, повздорили немножко.
— И все?
— Нет, не все! — Расма сорвала с головы косынку, тряхнула волосами, с презрением глянула на Лаймона. Перевела взгляд на Славку.— Ты-то что молчишь? Лучше я о тебе думала, Славка Баранаускас!
— Ну, Баранаускас? — строго спросил Иван Алексеевич, нахмурив густые, совсем белые брови.
— Пусть ребята,— угрюмо ответил Славка.— Я не буду. И так Грачев считает, что я под него копаю.
— Ну, братцы, я вижу у вас в самом деле неладно!
— Я расскажу,— сорвалась с места Ганнуля.
Она начала издалека, с тех времен, когда Петька сколотил бригаду. Иван Алексеевич согласно кивал седой головой: да, да, так было. Я недоумевала: что же это? Ганнуля защищает Петьку?
Нет, она не защищала. Просто Ганнуля не могла, не умела быть несправедливой. Да, когда-то Грачев был душой бригады. Теперь все изменилось. Ганнуля вспомнила и о том, как Петька начал бегать по совещаниям, отлынивать от работы. Как стал поднимать шумиху, как бригадирские обязанности свалил на Славку, а сам только рапортовал.
— Вы, Иван Алексеевич, тоже в этом виноваты,— сказала в заключение Ганнуля, и Иван Алексеевич невесело кивнул.— И мы все тоже виноваты: не одернули вовремя. Вот он и надумал теперь в гагановцы податься. Все равно из бригады уходить. А так со славой.
— Правильно Мацкевич сказала? — спросил Иван Алексеевич, рисуя пальцем узоры по клеенке.
— Правильно,— дружно, с облегчением вздохнули наши.
— А ты что скажешь? — спросил начальник у Лаймона.
— Трудно мне судить… Человек я новый, неопытный…
— За это не спрячешься,— перебил его Иван Алексеевич.— Нехорошо, Лиепа. Нехорошо, что вчера промолчал.— Снова поводил пальцем по клеенке, подумал, вздохнул.— Да-а… Кое-что, конечно, замечали мы. Да вот значения не придали. Хорошо хоть Расма не смолчала. Очень хорошо.— Укор всей бригаде был в этих словах.— Ну, а что дальше? Как сами-то думаете? Не пойдет Грачев рядовым каменщиком. Совсем уйдет. Работник хороший, на все руки. Жалко терять.
— Есть такая штука,— вмешался Славма,— партийная дисциплина называется.
— Есть,— согласился Иван Алексеевич и рассмеялся:— А заберу я тебя однажды, Чеслав, в самую что ни на есть отстающую. В том же порядке, а?
— Надо будет, что ж.
13
В 1958 году прядильщица Валентина Гаганова выступила инициатором движения за переход передовиков производства на отстающие участки, в 1959 году она стала Героем Социалистического Труда.