— И чё стоишь? — спросил он. — Вылазь давай.
— Не могу, — буркнул я.
— Это почему?
— Да застрял я, застрял! Я большая жирная панда, теперь заткнись, кошак хренов! — рявкнул я, пытаясь вылезти.
Он заржал в голос.
— ахахах… ладно, ладно, потом поиздеваюсь. Давай руку.
Барс потянул меня на себя. Никак.
— Твою ж… что делать? — начал я паниковать, пытаясь выползти.
— Фак. Ладно, живот втяни.
— Я втягиваю.
— В каком месте ты втягиваешь?! Втяни своё жирное брюхо, я сказал!
Я до предела втянул живот и на пару сантиметров сдвинулся, наехав им на острый камень и вскрикнув.
— Блять! ахахай, больно…
— Жрать меньше надо.
— Мой животик… моё брюхо… моя гордость и наказание… — заныл я, ибо сильно упирался самой нежной частью тела (которая занимала процентов восемьдесят этого тела) в острый угол. — Тай Лунг, вытащи меня…
— Пытаюсь. Сделай милость, перестань ночью есть. И сядь на диету, панда! ты же отцом станешь, как ты будешь жену и ребёнка защищать, когда в стенах застреваешь?
— Но Софе вообще-то нравится, как я выгляжу, — промямлил я.
— Потому что она рядом с тобой не чувствует себя толстой во время беременности.
— Неправда!
— Заткнись и втяни живот, вторая попытка.
В общем, он меня так и не вытащил, и меня в таком положении узрели Кейджи, Софа и Тигрица. Барс что-то сказала дочери, но та отмахнулась, подбежала ко мне и обняла.
— Мой бедняжка… ты зачем туда полез?
— Потом объясню, сладенькая. Только не нервничай.
— Ох… тебе больно?
— По, сел бы на диету, — заметила подошедшая Тигрица.
— Да не жирный я! — рявкнул я на них, поглядывая на маму Софочки, которая смотрела на меня ещё секунд пять, а потом ушла обратно во дворец.
— Делать-то что? — сказала Софа, поглаживая меня по щеке.
— Ну, я его уже час вытащить не могу. Придётся ждать, пока он похудеет.
— Луни, я серьёзно.
— Так и я тоже.
В итоге, я всё-таки выбрался. И с беременной женой двинул в нашу спальню, дабы обработать порез на животе. Пока Софа аккуратно его перебинтовывала, я неловко на неё поглядывал.
— Софа.
— Да, любимый?
— Слушай… тебя устраивает мой живот?
Панда подняла на меня глаза, поглаживая брюшко.
— Что за вопрос такой? Конечно устраивает.
— Честно?
— Естественно, мой толстенький, — она чмокнула мою щёку.
— А твоя мама… она меня за это ненавидит?
— С чего ты решил?
— Извини пожалуйста, но она на меня смотрит как на врага народа. Да и я позорился сегодня как мог.
— По, — Софа взяла меня за руки. — Мама тебя не ненавидит. Она тебя просто не знает, и поэтому настороженно относится. Одна вещь в тебе ей даже понравилась.
— Это какая?
— Ты панда.
— И… и что?
— Ты панда, я панда. Она рада, что если мы с тобой последние панды, то мы сошлись, и ждём ребёнка. Просто её немного напрягает, что ты… эм…
— Что я — что?
— Ну… такой, — Софа похлопала моё брюшко. Видя моё паникующее лицо, она притянула меня к себе и поцеловала. — Только не переживай.
— Мать моей жены ненавидит меня из-за того, что я толстый, как не переживать?!
— Разве тебе так важно мнение моей мамы?
— Да! Ну, она ведь твой родитель, я должен ей нравиться, разве нет? Так, ладно, я сажусь на диету. Прямо с утра.
Софа умилительно улыбнулась.
— Чьё мнение тебе важнее: моё, или мамы?
— Твоё конечно.
— Тогда не волнуйся так, — она чмокнула меня в нос. — Мне ты таким очень даже нравишься. Разве для нас с тобой полнота не естественна?
— Наверное, — промямлил я. — Я тебе честно нравлюсь?
— По, я тебя и твой животик обожаю.
— Правда?
— Да. Он такой красивый, кругленький, мягкий, пухленький и приятный. Вдобавок, очень тёплый и пушистый.
— Хех… не зря он моя гордость… — засмущался я.
— Конечно не зря, — Софа легла на кровать, обнимая мой живот и прижимаясь к нему своим беременным пузиком. — Ох, По, ты поправился?
— Есть такое.
— Ты ж мой хорошенький, — улыбнулась она. — Ты такой красивый с твоим белым круглым животиком.
— Ты красивее, — я поцеловал её, поглаживая пузечко. — Тебя не тошнит?
— Нет, я в порядке. Давай спать, мой пухленький? я очень устала.
— Конечно, моя булочка. Доброй ночи.
Софочка зевнула, уткнулась мордочкой мне в плечо и вскоре заснула. А я смотрел на неё и улыбался. Я тебя люблю, моя милая пухленькая панда.
Прошло несколько месяцев. У нас с Софой родился сын. Родился он несколько дней назад, и мы дали ему имя Линдор. Боже мой, какой же он хорошенький. Такой маленький, беззащитный, такой милый. Когда Софочка показала его нашим друзьям, то Тай Лунг многозначительно посмотрел на Тигрицу и сказал:
— Давай тоже детей заведём?
— Зачем? — изумилась та.
— Чего у панды есть, а у меня нет? Я про По, Софочка, не про тебя, — пояснил барс, дабы Софа не возмутилась, на всякий случай.
— Завидуй молча, — сказал я, взяв сына у пандочки, ибо ей нужно было поесть. Линдор чуть захныкал, на что я стал его укачивать. — Чш-чш-чш, это папа, тише, маленький.
— Это слишком мило, — пискнул Богомол, смотря на меня. — Ты так аккуратно его держишь своими лапами.
— А что у меня с лапами не так?
— Они как… — начал было Обезьяна, но замолк, видя гневный взгляд нашей мамы-панды. — Ничего, нормально всё.
Линдор вздохнул и стал рассматривать меня. Я умилительно на него смотрел, и чмокнул в лобик.
— Сыночек, — прошептал я, гладя его по щёчке.
— Дорогая, нам срочно нужен ребёнок, — не унимался Тай Лунг, приставая к Тигрице. — Я тоже хочу с ним сюсюкаться и играться.
Воительница притянула его к себе и что-то прошептала на ушко. В следующий миг барс наклонил её над полом и начал жадно целовать.
— Не съешьте друг друга, — буркнул я, отворачивая ребёнка. — Не смотри, сынок, тебе рано такое видеть.
— Когда наши дети станут достаточно взрослыми и овладеют кунг-фу, мой сын станет самым великим воином, и…
— Твой? — переспросила Гадюка.
Все уставились на Тигрицу. А Тигрица отвесила Тай Лунгу хорошую такую затрещину, впечатав в стену, и сказав:
— Трепло пятнистое.
— Я тебя тоже люблю, — промямлил он, падая на пол.
В общем, у них тоже должен был родиться ребёнок, и за разгляшение секретной информации Тай Лунг был послан далеко и надолго. В деревню за яблоками. У меня же снова захныкал Линдор. Софа взяла его на руки и принялась успокаивать и кормить.
— Чшш, всё-всё, мой мальчик, мамочка рядом. Мама с тобой.
Я смотрел на жену и сына и тихо радовался. Внутри было такое блаженное чувство спокойствия, умиротворения и семейного счастья. И даже некая грусть. Мне не говорили «мамочка рядом» или «мама с тобой», несмотря на папину любовь мне всё равно не хватало мамы. Я вижу, что она есть у моего сына, и я даже немного завидую ему. Но я рад, что он не будет расти без матери. Линдор накушался, и сытый задремал. Софочка поцеловала его в лобик, бережно укачивая и вытирая щёчки от капель молока. Затем она увидела, как я на неё смотрю.
— Всё хорошо? — спросила она ласково.
Вместо ответа я обнял её, вдыхая сладкий запах шерсти. Она пахнет молоком, пирогами и мёдом. Тёплая, мягкая, ласковая. Хотелось оберегать её всеми силами души. Она для меня больше, чем любимая женщина. Она мать моего сына. Мама, которой не было у меня, но которая есть и будет у Линдора. Наверное, в глубине сознания я буду относиться к Софе, как к своей матери. И дорожить ею вдвое сильнее.
— Я тебя люблю, мама-панда, — тихонько улыбнулся я, обнимая её и смотря на спящего сына.