Уэс поворачивается, не сказав больше ни слова, оставляя меня одну в темной библиотеке.
Стыд пронзает меня насквозь. Я слышала, как другие хоккеисты говорят о девушках в кампусе. Они ухватятся за любую возможность похвастаться тем, что им отсосали.
Но я - постыдная тайна. Девушка, о которой никто не должен знать, что он хочет.
На уроке истории профессор задает мне вопрос, но я слишком отвлечена мыслями об Уэсе и остальных Дьяволах, чтобы правильно ответить. Профессор разочарованно качает головой. Мне никогда не нравилась история, никогда не удавалось хорошо запомнить все различные даты и годы различных войн и трагедий, но у меня также никогда раньше не было тройки в классе.
Теперь у меня тройка по этому предмету и по продвинутому уровню написания художественной литературы. Единственный курс, на котором, как я думала, я гарантированно сдам. Какой писатель получает тройку на уроках творческого письма?
Если я вообще могу еще называть себя писателем.
После занятий я так быстро, как только могу, запихиваю свои книги и ноутбук в сумку. Как только я выхожу за дверь, я обнаруживаю Трея, прислонившегося спиной к соседней стене и небрежно открывающего перочинный нож.
Я останавливаюсь, когда его изумрудный взгляд находит мой, и по его лицу расползается пугающая улыбка.
Мое сердце подскакивает к горлу, кровь стучит в ушах.
Мне нужно убраться подальше от Трея, пока он не осуществил свои планы относительно меня и этого ножа.
Я спешу по коридору и ныряю в туалет, который почти никогда не бывает занят, спрятанный в темном углу верхнего этажа Университетского центра.
Комната пуста. Я брызгаю водой в лицо и медленно дышу через нос, беря себя в руки.
Я в порядке. Со мной все будет в порядке. В конце концов дьяволам надоест меня мучить. Все, что мне нужно сделать, это дожить до окончания Уэсом следующего семестра.
Позади меня со скрипом открывается дверь. Когда я смотрю в зеркало над раковиной, то вижу, что в туалет входит не девушка.
Трей закрывает за собой дверь, запирая нас.
— Привет, красотка.
У меня сводит желудок.
Нож снова вынут у него из кармана, лезвие раскрыто.
Я прижимаю к себе сумку - единственный щит, который у меня есть против Трея и его ножа.
— Убирайся отсюда. — В тишине комнаты мои слова звучат неуверенно.
— У меня другие планы. — В три быстрых шага он оказывается передо мной, вырывает сумку из моих рук и швыряет ее на пол. Я съеживаюсь, когда учебники и телефон внутри ударяются о плитку.
Мне не терпится убежать, но он блокирует мой единственный выход. Возвышается надо мной, почти такой же высокий, как Уэс, зеленые глаза сверкают.
— Ты никуда не пойдешь.
Я в ужасе смотрю, как он проводит лезвием по нижней губе, царапается и слизывает капельку крови, прижимая меня спиной к стене.
Его горячее дыхание на моей шее, руки прижаты к моей голове, удерживая меня в клетке.
Он прижимает нож чуть ниже изгиба моего уха, мягко проводя им по моей шее. Я задерживаю дыхание, в ужасе от того, что он разрежет меня на куски при малейшем движении.
Одним плавным движением он хватает другой рукой мой конский хвост, дергает его высоко в воздух и тянет мою голову. Я вскрикиваю, от боли у меня щиплет в глазах.
В следующую секунду короткие пряди моих волос щекочут мне затылок, голова внезапно становится легче, когда его рука опускается на мое плечо.
Я дотягиваюсь до своего конского хвоста…
И не находим ничего, кроме воздуха.
Его больше нет. Он отрезал мне конский хвост.
Завеса волос, за которой я пряталась, чтобы стать невидимой. Мое защитное одеяло сорвалось на полувздохе.
— Черт, ты так сексуально выглядишь. — Кривая ухмылка, от которой у меня сводит живот.
— Зачем ты это делаешь? — Шепчу я.
Трей пожимает плечами.
— Приказ капитана.
Уэс. Уэс велел ему отрезать мне волосы и угрожать ножом.
Глупая часть меня думала, что между мной и Уэсом что-то меняется. Конечно, я ошибалась. Он никогда не простит меня. Он не должен.
— Тебе когда-нибудь делали вырезки из бумаги? — Спрашивает Трей.
Я не хочу говорить ему ни слова. Не хочу произносить ничего, что могло бы вывести его из себя, ободрить. Но если я промолчу, он вытянет слова из моего рта острием этого клинка.
— Да.
Его руки опускаются к моим, хватают меня за запястье и раскрывают мою ладонь. Я подавляю крик ужаса, когда он прижимает кончик ножа к моей ладони.
— Небольшой порез от бумаги причиняет боль сильнее, чем можно было ожидать, да? Даже небольшая рана может нанести большой вред. — Он сильнее прижимает кончик ножа к моей коже, и я морщусь. Это только делает его улыбку дикой. — Но мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал, где я тебя порезал, не так ли?
Я прижимаюсь к стене, пытаясь создать между нами пространство. Если я попытаюсь сбежать от него, если я попытаюсь сбежать, он только сделает все в тысячу раз хуже.
Он задирает мою рубашку, обнажая живот. Я вскрикиваю, когда лезвие впивается в мою нежную плоть.
— Но здесь, — мурлычет он, — никто не увидит отметин, которые я оставлю на тебе.
— Пожалуйста, не делай этого, Трей.
— Ты сама навлекла на себя все это наказание, малышка. Ты должна получить по заслугам.
Его рука молниеносно скользит по моему животу. Надрез такой быстрый и чистый, что боль не ощущается ни на секунду.
Когда это происходит, я прикусываю губу, чтобы подавить крик от раскаленного добела укуса, ощущая вкус меди, когда ловлю свой язык.
Трей с восторгом смотрит, как кровь стекает к моему пупку. Он слизывает мою кровь со своего ножа, и меня тошнит.
— Моей девочке, черт возьми, понравится эта боль.
Он такой извращенный. Садист. Даже Уэс не сделал мне ничего настолько плохого, и это единственное оправданное наказание.
Трей снова приставляет нож к моему животу, и на этот раз я пытаюсь вырваться. Отчаянно пытаюсь сбежать от него, прежде чем он причинит еще больше страданий.
Он прижимает меня к стене, упираясь предплечьем мне в грудь, отчего дышать становится почти невозможно.
— Ты принимаешь свое наказание, красотка.
Еще один надрез на моей плоти заставляет меня вскрикнуть, за ним быстро следует еще один. Восторг разгорается в его глазах с каждым криком агонии, срывающимся с моих губ. Моя кровь сочится, несколько капель упали на пол, но ни один из порезов не был достаточно глубоким, чтобы я истекла кровью. Ровно настолько, чтобы заставить меня кричать, рыдать и извиваться под ним, именно так, как он хочет.
Его твердая, как камень, эрекция прижимается к моему бедру через джинсы, свидетельство того, насколько сильно причинение мне боли заводит его.
— Держу пари, ты сошла бы с ума, если бы я трахнул тебя этим, — задыхаясь, выдыхает он.
Мой желудок наполняется влагой, ужас покалывает шею.
— Нет, пожалуйста, — умоляю я, зная, что мои мольбы - это именно то, чего он хочет, что его заводит мой страх, но я ничего не могу с собой поделать.