Упрямо отказываясь открыть глаза, я тянусь за флаконом, который должен быть
рядом со мной на тумбочке, вместе с пачкой сигарет, зажигалкой и бритвой.
Мои пальцы неловко нащупывают, что кровать стоит не там, где она должна быть.
Бормоча себе под нос, я решаю, что если моя гребаная домработница продолжит
перемещать это дерьмо, то я уволю ее.
Но, когда мое сознание возвращается по крупицам, я понимаю, что я не там, где
должен быть.
Кровать подо мной твердая и маленькая, и на мне эти пластиковые извилины,
которые чувствуются, когда я двигаюсь.
Что за фигня?
Я открываю глаза и понимаю, что я, кажется, в больничной палате. Игла IV,
приклеена к моей руке, я одет в тонкую больничную одежду, а одеяло огибает мои ноги.
Что.
За.
Фигня.
Я смотрю вокруг и быстро понимаю, что я один. Стены голые и белые, на доске
нацарапано «Ваша медсестра на сегодня – Сьюзен», а рядом висят тикающие часы.
Тик, тик, тик.
Этот шум раздражает. Эти черные стрелки говорят мне, что сейчас 3:07.
Как долго я здесь? Я вижу пластиковый мешок. На нем черным маркером написано
мое имя.
Мешок лежит на соседнем стуле, а мои сапоги стоят на полу под ним.
Вот и все.
Я один. В больничной палате и я не помню, как попал сюда.
Это дезориентирует.
Я сосредотачиваюсь, пытаясь сохранять спокойствие; пытаюсь вспомнить
последнее место, где был.
Возникает вихрь туманных воспоминаний: сокрушительный звук, лунная ночь.
Песок. Звезды.
11
http://vk.com/world_of_different_books
Пляж. Я был на пляже с этой шлюхой, с Джилл. Она всегда готова сделать все, за
несколько порций кокса. И так как я был в настроении для минета, то позвонил ей. Но все
равно, я не помню многое другое.
У меня есть несколько туманных воспоминаний о том, как Джилл уходила. Вроде
бы, она кричала.
И все.
И теперь я здесь.
Блиииииииин.
Я застонал. Как только я это сделал, медсестра зашла через дверь в выцветшем
голубом халате, с усталым выражением и стетоскопом, обернутым вокруг ее шеи. Она,
должно быть, Сьюзен. И глаза Сьюзен загорелись на мгновение, когда она увидела, что я в
сознании.
— Мистер Тейт, — сказала она с интересом. — Вы проснулись.
— Да, вы гений, — я устало вздыхаю, ложась на подушки. Мне должно быть
стыдно лежать с голым членом рядом с ней, но мне все равно. Я чувствую себя усталым и
больным. Я вытащил свою IV иглу из руки. Липкая лента тянет за волоски на моей руке.
— Можете ли вы убрать эту вещь? Она щиплет.
Усталые глаза Сьюзен выглядят веселыми, она понимает, что выводит меня из
себя.
— Вы находите здесь что-то смешное? — огрызаюсь я.
Она качает головой, закатив глаза.
— Не-а. Нет ничего смешного в том, что двадцатичетырехлетний ребенок
испытывает свой организм. Я нахожу интересным то, что вы жалуетесь на иглу
капельницы, которая кормит вас, но вас не заботит, что щипало ваш нос, когда у вас была
передозировка.
Я посмотрел на нее так резко, как смог, хотя это трудно сделать, когда на тебе
надето прозрачное больничное платье, завязанное на спине.
— Я не испытываю свое тело, — прорычал я. — Черт. Если бы я хотел убить себя,
я бы сделал это давным-давно. Только слабаки убивают себя. А я не гребаный слабак. Кто
ты такая, чтобы судить меня? Ты не знаешь меня.
Я сейчас зол, из-за ее осуждающего лица и ее заблуждений. Какая-то сука в
изношенном хлопковом халате, работающая за пятнадцать баксов в час, серьезно думает,
что может сказать мне, что к чему?
— Пожалуйста, не кричите на меня, мистер Тейт, — вежливо говорит озлобленная
медсестра, тыча по кнопкам на моей IV машине. — Я здесь только для того, чтобы
помочь. Я не осуждаю вас. На самом деле, я видела ситуации и похуже. Я позвоню
вашему доктору и скажу, что вы не спите. Ваш отец оставил кое-что для вас.
Она подходит к маленькому комоду, который стоит напротив кровати и поднимает
сложенный лист бумаги, предназначенный для меня. Когда она протягивает его мне, ее
сухие пальцы касаются моей кисти. Выражение ее глаз меняется, в них появляется
сочувствие. Сентиментальность можно только приветствовать.
Я беру бумагу, хрустящую в моей руке.
— Как долго я здесь? — спрашиваю я.
Я спокойнее, более вежлив. Она права. Она здесь, чтобы помочь, или, по крайней