Я киваю и ухожу, так и не остановив ее.
Я слышу, как отъезжает ее автомобиль, и бросаю свой стакан с водой в стену. Он разбивается, и я заменяю его бутылкой Джека.
Я заслуживаю это.
Я чувствую, как сжимается моя грудь и борюсь, чтобы глотать. Так много вещей, с которыми нужно разобраться. Я не знаю, с чего начать. Поэтому похуй.
Я хватаю бутылочку Ксанакса с тумбочки и опускаюсь на диван с моим виски. Падаю и открываю бутылочку с таблетками, принимая несколько и запивая их Джеком.
Выпиваю оставшуюся часть бутылки.
Я закрываю глаза, и на этот раз не вижу ничего, кроме темноты. Вздыхаю с облегчением, и, наконец, засыпаю.
Проснувшись, я понимаю, что уже утро.
Я понял это, потому что утренний солнечный свет льется через окна.
Я морщусь и сажусь, потирая виски.
Я спал всю ночь. Без кошмаров, без мыслей о моей матери. Я улыбаюсь, мои губы туго растягиваются. Вдруг все становится ясно. Я не могу справиться с этим самостоятельно. Мне нужен мой старый друг Джек. И мой новый друг Ксанакс.
Крест на руке напоминает о кошмарах.
Я беру телефон и просматриваю. Три пропущенных звонка, три голосовых сообщения и двенадцать sms сообщений. Все от Милы.
Ты в порядке?
Пакс, ответь на звонок.
Пожалуйста, возьми трубку.
Я беспокоюсь о тебе, Пакс. Это не справедливо. Возьми трубку .
Во всех sms говорится об одном и том же. Поэтому я отвечаю одним сообщением.
Не волнуйся. Я в порядке.
Взяв новую бутылку виски из кухни, я кладу три таблетки в рот. Затем добавляю еще две.
Немного погодя, чернота возвращается. Я приветствую ее с распростертыми объятиями. Я пою для нее, мурлычу ей. Я убаюкиваю ее в своих объятиях. Я делаю все, что, черт возьми, хочу сделать, потому что это — чернота, самое темное время суток, и она не волнуется. Если я один в темноте, ничто не имеет значения. Я не могу никого обидеть, кроме себя, и я чертовски это заслужил.
Я закрываю глаза. Пусть тьма укачивает меня. Она даже может меня трахнуть. Мне все равно.
***
Мила
Я не могу нормально думать. Я случайно не беру денег с клиента в магазине. После этого я сдаюсь и поворачиваю табличку «Закрыто».
Я сижу у окна своего магазина, глядя на счастливых людей, идущих по тротуару. Они не знают, как им хорошо. Их жизнь такая легкая.
Я снова пытаюсь написать сообщение Паксу, но, как и четыре дня ранее, нет никакого ответа. Я ездила туда, стучала в дверь, звонила, даже попадала на его голосовую почту.
Нет ответа.
Только один раз: «Не волнуйся, я в порядке»
Он не в порядке. И никто, кажется, не волнуется, кроме меня.
Я думала вызвать полицию, чтобы они проверили его, но сомневаюсь, что они это сделают. Он не сделал ничего противозаконного, так что они могут сделать? Пить до потери сознания не запрещено. И единственное, что есть у него в доме, насколько мне известно, это Ксанакс. Я еще раз удивляюсь мудрости назначения этого лекарства Паксу.
Когда я спросила доктора Тайлера об этом, он объяснил, что прописал его, потому что Пакс не наркоман.
— Он не пристрастился ни к какому наркотику, — сказал доктор. — Он просто не сформировал надлежащие механизмы для снятия стресса. Если он чувствует, что не может справиться, я бы предпочел, чтобы он принимал Ксанакс какое-то время, пока мы работаем над этими вопросами, а не искал наркотики. Кроме того, вы будете с ним. Все будет хорошо, Мила.
Но я больше не с ним. И все не в порядке.
Я вижу образ открытых, мертвых глаз Джилл и содрогаюсь.
Это мог бы быть Пакс. И я в ужасе от осознания того, что если кто-то что-то не сделает, то это будет Пакс.
Дрожащими пальцами я беру телефон и делаю единственное, что могу сделать.
Я звоню его отцу.
Глава 22
Пакс
Я падаю, падаю, падаю.
Тут темно. Я не вижу, не могу думать, не могу чувствовать. Но мне это так нравится. Если я не могу чувствовать, то ничего не болит. Поэтому я оставляю все как есть.
Проснувшись, я снова напиваюсь и засыпаю благодаря Ксанаксу. И немного погодя, я снова оказываюсь в темноте, бессмысленно дрейфую, сплю без кошмаров.
Только темнота.
Я вздыхаю.
Я принадлежу этому месту, где-то в темноте, вне времени.
Тут нет боли.
Свет — это боль. Свет, где я вижу ее лицо и знаю, что потерял ее.
Я останусь далеко от света.
Навсегда.
Оно того не стоит.
Я начинаю закрывать глаза, но понимаю, что они уже закрыты, поэтому улыбаюсь.
Я принадлежу этому месту.
Глава 23
Пакс
Я сонно открываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Осматриваю комнату. Я в гостиной, и, кажется, в той же одежде, которую носил в течение некоторого времени. Что меня разбудило? Сейчас темно, так что это было не солнце.
Я хватаюсь за в иски, но вижу, что бутылка пуста.
Ебать.
Это означает, что мне нужно выйти. Я должен буду съездить в город.
А потом я понимаю, что разбудило меня. Стук кулаком в дверь.
Мое сердце замирает. Я знаю, что это, вероятно, Мила. Она была здесь сто раз на этой неделе, пытаясь заставить меня открыть дверь, но я ни разу не встал с дивана, чтобы сделать это. Ей не нужно видеть меня таким. Она не заслуживает быть здесь.
Стук становится громче, намного громче.
Ебать. Теперь она злится. Я впечатлен тем, с какой силой она ударяет в эту дверь.
А потом громкий треск и что-то ломается.
Какого черта?
Я встаю, и комната вращается. Я не был на ногах в течение нескольких дней. Я выравниваюсь и снова открываю глаза. Сделав это, я вижу, что мой отец стоит передо мной. Он чист, выбрит и одет в джинсы.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я его. — Ты только что сломал эту чертову дверь?
Отец сжимает челюсти.
— Вот, что происходит, когда ты не отвечаешь в течение недели. Твоя подруга позвонила мне, потому что волновалась. Иди в душ. Нам надо поговорить.
Я бросаю на него сердитый взгляд.
— Пошел ты. Нам надо было поговорить много лет назад. На самом деле, у тебя было огромное количество шансов на протяжении многих лет, чтобы говорить. Но ты этого не сделал. А сейчас я не хочу говорить. Смирись с этим.
Я стараюсь проскользнуть мимо него, пройти на кухню, но он хватает меня за руку.
Его хватка сильна и решительна.
— Прими душ, — говорит он медленно и сознательно. — Ты пахнешь мочой. Надень чистую одежду и возвращайся сюда. Нам надо поговорить. Сейчас. Сегодня.
Я смотрю на него, и он смотрит на меня. Он не отступает. А я пахну мочой. Наконец, я отворачиваюсь.
— Все равно мне нужен душ.
Я, не оглядываясь, выхожу из комнаты. Вхожу в душ и пускаю воду. Поток холодной воды окатывает мою гребаную голову. Я не могу вспомнить, как вообще выпил всю воду на этой неделе. На самом деле, я многого не помню об этой неделе. Каждый раз, просыпаясь, я просто принимал больше таблеток и пил еще виски.
Я моюсь, бреюсь и одеваюсь.
Потом иду в кухню, где выпиваю две бутылки воды. Даже после этого, мой рот все еще сухой, так что я, должно быть, был сильно обезвожен. Я беру еще одну бутылку воды с собой в гостиную, где отец ждет меня.
Он убрался, пока ждал, подобрав пустые бутылки виски с пола. Сейчас он сидит в кресле.
Он смотрит на меня, когда я вхожу.
Он мрачен и трезв, и я вдруг понимаю, что не хочу начинать этот разговор.