Мэдисон смотрит на меня голубыми глазами, которые совершенно не такие, как у ее сестры. На самом деле, ничего в ней не напоминает Милу, за исключением формы носа. Она высокая и светловолосая, в то время как Мила маленькая и темная. Мила сексуальнее, хотя, мне кажется, что она так не считает. Она стоит тихо, что позволяет ее сестре пообщаться со мной.
— Так, ты чувствуешь себя лучше?
Мэдисон подняла бровь. Ее вопрос — не самый тонкий способ намекнуть мне на то, что она знает о том, что было в ту ночь. Она наверняка думает, что я какой-нибудь придурок, который недостаточно хорош для ее сестры. Я вижу это в ее ледяных голубых глазах. Дело в том, что она не понимает, что на самом деле я не такой. Да насрать, что она там думает. Она не знает меня и мою самую большую любимую мозоль — когда люди судят обо мне, не зная ничего обо мне, и не разговаривая со мной.
— Да, спасибо, — говорю я ей и приятно улыбаюсь. Я не буду перед ней унижаться, она сумасшедшая, если думает, что буду. — Твоя сестра спасла мне жизнь. В буквальном смысле.
Мэдисон не знает, как реагировать. Я вижу, что она хочет сказать многое, но если она сделает это, то не будет никакого способа не быть грубой. Недовольная, она поворачивается и целует Милу в щеку.
— Я должна вернуться в «Холм». Увидимся завтра, ладно? — она многозначительно смотрит на сестру, молча предупреждая ее на мой счет. Затем она смотрит на меня.
— Было очень приятно познакомиться с тобой.
А потом она уходит, а ее сапоги стучат о кафельный пол. Колокольчик над дверью зазвенел, давая понять, что она ушла.
Я смотрю на Милу.
— Не думаю, что я очень уж понравился твой сестре.
Это утверждение, а не вопрос. И я даже слышу амбивалентность в моем голосе.
Очевидно то, что меня это не волнует.
Мила улыбается.
— Ну, я рада, что ты не сломался под ее взглядом.
Я пожимаю плечами.
— Я привык к такому.
Мила тихо изучает меня.
— Так, почему ты здесь на самом деле? — спрашивает она. — Мне не нужно, чтобы ты покупал мне свитер. Или шесть, — она усмехается. — Ясное дело, теперь у меня есть свитера на Рождество. Так что, спасибо.
Она делает паузу и смотрит на меня. Я раньше не замечал, насколько она тонкая. Не могу представить ее, пытающейся вытащить меня из машины. Я же тяжелее ее на сто фунтов (45 кг).
— Ну, так что? — она вопросительно поднимает бровь, и я понимаю, что задумался и не ответил на ее вопрос. Я точно не знаю, что сказать, поэтому решил просто сказать правду. Это новая концепция для меня.
— Не мог вспомнить, поблагодарил ли я тебя за то, что ты сделала, — говорю я ей. — И я не могу выкинуть тебя из головы.
Ее дыхание замирает. Я слышу испуганный маленький вдох, и я не уверен, хороший это знак или нет. Разве я напугал ее? Или она тоже думала обо мне?
Я смотрю на нее.
И на мгновение, мы приостановились. Она прикусила нижнюю губу и ее зеленые глаза блеснули. Она слегка поворачивает лицо, кривя щекой, чтобы поймать солнечный свет из окна.
Мы замерли.
А потом она разрушает эти чары.
— Ты думал обо мне? — шепчет она. — Но, почему?
— Я не знаю, — говорю я ей честно. — Может быть, чувствую, что я у тебя в долгу.
— Нет, конечно же, нет, — отвечает она быстро, ее голос ясен и точен. — Ты не должен мне ничего. Я рада, что оказалась там, чтобы помочь, но это было чистой случайностью, и любой другой сделал бы то же самое.
Ее руки нервно дергались, пока она тасовала бумаги на прилавке. Я качаю головой и улыбаюсь.
— Не каждый бы сделал это, — говорю я ей. — Вовсе нет.
Теперь она выглядит неуверенно, вероятно, вспоминая ту ночь и то, как меня тошнило на нее все время.
Наконец, она тоже улыбается.
— Ладно, хорошо. Не каждый сделал бы тебе искусственное дыхание. Может быть, ты мне должен. Что ты собираешься с этим делать?
Ее слова кажутся мне нахальными, и они поражают меня. Она удивлено смотрит на меня, как только они вылетают у нее изо рта. Но она не столь удивлена, как и я. Она флиртует? Со мной?
Со мной. С тем, у кого есть больше зубы.
Я еще раз почувствовал, что улыбаюсь ей как волк, пытаясь включить все свое очарование. Оно у меня есть, просто я очень редко его использую. Я сбит с толку относительно того, почему использую его сейчас.
— Хм, — отвечаю я, ухмыляясь своей лучшей кокетливой усмешкой. — Что бы ты хотела? Пинту крови?
Не знаю, почему я предложил это. Наступила полная тишина. Такая, что я даже могу чувствовать, как мое сердце бьется, пока я жду ее ответа. Почему меня волнует то, что она ответит? Но я жду, затаив дыхание, пока она молчит.
— Это довольно хорошее предложение, — наконец говорит она, а ее взгляд все еще находится на мне. Мы, кажется, очень долго смотрим друг на друга.
— Ты живешь один? Я не хотела бы никого беспокоить.
Хочу признаться, сначала от ее ответа у меня появилось облегчение, а потом я удивился.
— А ты очень прямолинейная, — отвечаю я, мои губы снова дернулись. — Большинство девушек стараются быть более тонкими, когда спрашивают, есть ли у меня подруга. Но ответа нет. Я не женат. И девушки у меня нет. Не беспокойся.
Она слегка краснеет и это заметно. Мне это нравится. Это кажется очень мягким, очень женственным. Еще раз, я поборолся с желанием протянуть к ней руку и провести по этому румянцу своей рукой. Что, блядь, со мной не так?
— Хм, — отвечает она. — Я уверена, что ты неподражаем в этом.
Теперь я смеюсь, громко. Она полностью осознала это, хотя я и не уверен, что она не хотела этого.
— Мы не должны ходить вокруг да около в этом, Мила. Если ты хочешь быть у меня дома на рассвете, можешь просто упаковать сумку и прийти.
Я не мог упустить свой наводящий тон.
И она не упускает.
Она снова краснеет. Ее щеки ярко-красные.
— Это не то, что я имела в виду, — бормочет Мила. Она смутилась, и мне это нравится.
— Нет? — спрашиваю я, а мои брови взлетают. — Потому что я, безусловно, хочу устроить ночевку с тобой.
— Ни секунды не сомневаюсь, — говорит она с усмешкой. — Но нет. Хотя спасибо за приглашение. — Она смеется и теперь ее румянец исчезает. — Правда, спасибо за предложение твоего пляжа. Я могу рисовать озеро и по памяти, но всегда приятно на самом деле быть там, смотреть на него. Новый взгляд на него — это хорошо. Хотя, художники — люди визуальные.
Воздух, кажется, выходит из меня, а я даже не знаю, почему. Может быть, это мысль о ней, спящей рядом. А может, это звук ее голоса. Это, кажется, имеет огромное влияние на меня.
Я делаю шаг к ней, она выглядит неуверенной, но не отходит.
— Мужчины тоже люди визуальные, — говорю я ей мягко, а мои глаза прикованы к ней. — Так что, я понимаю. Но есть кое-что, что меня беспокоит. То, что ставит меня в невыгодное положение.
— О чем ты? — спрашивает она, не отрывая от меня глаз.
— Ты видела меня с моей слабой стороны. Может, тебе стоит увидеть меня с лучшей?
Мои слова повисли между нами. Блядь, я не знаю, что делаю.
— И когда ты лучше? — спрашивает она нерешительно. И я вижу, с решительным взглядом на ее лице, что она изо всех сил старается не пугаться. Я впечатлен. Она как котенок, стоящий рядом со львом.
— В постели.
Мой ответ прост. И ее глаза застреляли искрами в ответ.
— Ты высокомерный, верно? — спрашивает она, упираясь руками в стройные, забрызганные краской, бедра. — Очень.
Простого «спасибо» за спасение моей жизни было бы не достаточно. Я не вижу никакой необходимости затаскивать ее в постель, чтобы показать свою признательность.
Я молчу в течение минуты, прежде чем пытаюсь сгладить ее взъерошенные перышки.
— Успокойся, — говорю я ей спокойно. — Прости, это привычка. Я просто пошутил. Иногда у меня неподходящее чувство юмора. Спасибо, за ту ночь. Жаль, что я не сказал этого раньше.