Ольга подняла голову и посмотрела на серовато-дымчатое небо. Взгляд ее скользнул по конной статуе Петра и задержался на бронзовом скакуне, задние ноги которого словно вросли в гранитное основание, а передние были устремлены ввысь в могучем порыве. Над гигантским памятником медленно проплывали беловатые облачка.
«Вы заинтересовали и заинтриговали меня, вы внесли радость и смысл в мою жизнь, вы даже изменили меня, сами того не желая», — взволнованно произнес Федоров и нежно поцеловал Ольгу.
Девушка чувствовала, как теплые волны нежности разливаются по всему ее телу. Признание Сергея удивило ее. Она и не представляла, что имеет такое большое влияние на этого властного мужчину. Они ведь встречались всего несколько раз, да и то лишь на телеграфе.
«Ну, это вы преувеличиваете! Человека изменить невозможно, особенно взрослого», — сказала она, широко улыбаясь и глядя на него сияющими глазами.
«Может быть, и так, но с тех пор, как я вас встретил, любовные интрижки больше не доставляют мне удовольствия. Легкий флирт стал мне претить. Вообще, прежние утехи кажутся мне сейчас пустой тратой времени».
«Это значит лишь, что вы повзрослели», — ответила Ольга, слегка нахмурив густые брови.
Они подошли к одному из больших железных мостов через Неву с рядами фонарей по обеим сторонам.
«Красавица моя, посмотрите на эту воду. Она течет. Все в мире меняется. И только мужчина и женщина всегда остаются сами собой. Я люблю тебя, девочка, я люблю тебя!»
Его слова действовали на Ольгу ошеломляюще. Ее бросало в жар, руки у нее дрожали, и она поспешно спрятала их в карманах пальто. Так, не вынимая рук из карманов, она и продолжала идти рядом с Федоровым до самого Невского проспекта.
Невский проспект в это время был довольно многолюден. Проезжали, обгоняя друг дружку, нарядные экипажи и тройки, запряженные породистыми лошадьми, по тротуару расхаживали толпы гуляющих. Ольга с майором вскоре затерялись среди них. Сергей взволнованно рассказывал девушке о том, как тосковал по ней, как забрасывал начальство прошениями о переводе в Петербург и о своей новой должности в службе безопасности. Он был с ней искренен и в то же время держался почтительно. В нем трудно было бы угадать того властного и нетерпеливого офицера, который когда-то рассердил Ольгу на телеграфе. Она же рассказала Федорову о своей учебе на курсах и о родильном доме, в котором проходила практику. «Я так счастлива, что учусь там, — с чувством сказала она Сергею. — Спасибо вам большое, это ведь благодаря вам я смогла осуществить свою мечту».
За разговорами они не заметили, как снова вернулись к железной арке моста. Они шли по нему медленно, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться друг на друга. Желтый свет фонарей таял в сероватой мгле белой ночи, а холодная северная река колыхалась внизу, похожая на темное бархатное одеяло.
«Ты — моя единственная, такой, как ты, нет больше нигде на свете», — прошептал Сергей, нежно обнимая Ольгу за плечи.
Глава четвертая
Письмо из Палестины
В воскресенье первого марта 1881 года Ольга с сокурсницами прогуливалась вдоль одного из многочисленных петербургских каналов. Внезапно неподалеку раздался сильнейший взрыв, за которым тут же последовало еще несколько. Черный столб дыма поднялся в воздух и застыл подобно колонне.
Все переходившие в этот момент через мост замерли в оцепенении и ужасе при этих страшных звуках и при виде взметнувшихся к небу языков пламени. Целью и жертвой этого террористического акта являлась роскошная карета царя Александра Второго. Когда раздался взрыв, сопровождавшие ее экипажи охраны остановились как вкопанные. Два офицера устремились к разбитой царской карете, остальные открыли беспорядочную стрельбу во все стороны. Из-за поднявшейся паники и суматохи невозможно было разобрать, кто убит, а кто жив и что вообще происходит. Только после того, как полиции удалось разогнать толпу, стало ясно, что очередное покушение на царя достигло цели.
Несмотря на противодействие полиции, тысячи любопытных пытались пробиться к месту происшествия, а также наводняли близлежащую улицу.
Толпившиеся на мосту народники и их сторонники бурно выражали свою радость. «Смерть царю! Да здравствует мать-Россия! Смерть дому Романовых!» — кричали они, бросая в воздух шапки, плащи и трости и натыкаясь друг на друга в необузданном ликовании. Их торжество, однако, вскоре было прервано конными казаками, которые, врезавшись в толпу, рубили саблями или хлестали специальными кожаными хлыстами всякого, кто попадался им под руку. Жестокость и сокрушительность ударов, которые казаки наносили направо и налево, позволили им быстро пробиться к середине моста, где стояла царская карета. Но они опоздали: царь Александр Второй — освободитель крестьян, ставший для народников символом тирании, был уже мертв.