«Мы в ссылке, недоедаем, страдаем от холода. Нравоучения и цитаты из Библии не помогут, не трать напрасно силы. Рожать ребенка в таких условиях — преступление. Что он скажет, когда вырастет? Он обвинит нас в безответственности. Я плохая мать, оставила Гидеона у родственников, потому что не хотела, чтобы он страдал в изгнании. Так как же я заставлю страдать этого? А как после войны я буду помогать Исраэлю, если мне придется ухаживать за двумя маленькими детьми? Что, если война продлится еще очень долго? Как я могу взять на себя такую ответственность — родить сейчас ребенка? И вообще, мы с Исраэлем совсем не идеальные родители».
«Рождение ребенка — это не проверка родителей на идеальность, — возразила Ольга. — Разве ты не понимаешь, что вы тащите на себе весь ишув? Твоему Геде нужен брат или сестра. Это будет его лучший друг в жизни. Все-таки тебе стоит выслушать библейскую историю про Фамарь. Я уже давно пыталась рассказать ее, но ты отказывалась слушать. Эта женщина решилась на прелюбодеяние только потому, что хотела родить ребенка. Женщины еще в древности делали все возможное, чтобы забеременеть. Если ты хочешь насильно прервать беременность, то потом никогда себе не простишь. Поверь мне, я знаю это по опыту».
«Что значит по опыту? — спросила Маня. — То, что ты акушерка, принимаешь роды, ухаживаешь за беременными, а в прошлом помогала рожать незамужним, еще не называется опытом. Опыт — это сугубо личное переживание, а не чужие истории. Утверждение „опыт — лучший учитель“ относится только к тем, кто испытал что-либо на своей шкуре».
«Верно. Вот я и хотела рассказать тебе о себе».
От закопченной печурки исходило скудное тепло. Женщины сидели возле нее, вглядываясь в желтоватое трепещущее пламя, и думали каждая о своем.
«В юности я сделала аборт, и это разбило мне жизнь». Маня широко раскрыла голубые удивленные глаза. «Ты до сих пор ничего мне не рассказывала. Значит, либо ты обманываешь меня, чтобы отговорить от аборта, либо у тебя были очень серьезные причины молчать».
И тут вдруг Ольга рассказала Мане все. Она сделала аборт еще в Петербурге, когда училась на курсах акушерок. Они с Федоровым очень любили друг друга. Однако, обнаружив, что беременна, она растерялась, не могла сосредоточиться на учебе, не смела строить планы на будущее, не верила в возможность совместной жизни с неевреем, вдали от семьи.
«Это была роковая ошибка, Маня, поверь мне. Существование бездетной женщины нельзя назвать жизнью».
«Но у меня-то есть сын, и он сейчас в Палестине. Я и одному ребенку не смогла стать хорошей матерью, так зачем рожать еще? И почему ты не рассказала раньше о том, что сделала аборт в Петербурге? Зачем было скрывать до сих пор? В абортах нет ничего постыдного. Русские революционерки часто их делают. У них есть чувство ответственности, они знают, что их борьба куда более важное дело, чем деторождение. Если ты избавилась от плода, значит, у тебя были на то веские причины!»
«Какое это имеет значение? Конечно, тогда я была уверена, что поступаю правильно, но в молодости человек совершает много ошибок. Пылкая неразумная юность отличается от рассудительной холодной старости».
«Поэтому ты отговариваешь меня от аборта? Ты хочешь, чтобы ребенок замерз насмерть в этом ледяном турецком городе?»
«Я просто хочу сказать, что не помогу тебе избавиться от ребенка. Ни за что! Жизнь сильнее, чем решение глупой русской или еврейской революционерки, какой я была в Петербурге».
«Ты не была революционеркой. Ты просто дружила с русскими мыслителями и писателями! Вся твоя семья совершила алию в Палестину, даже младшая сестра Фанни и старые родители. А ты завела роман с петербургским гоем. Так перестань читать мне мораль!»
Слова Мани поразили Ольгу. Впервые младшая подруга так резко воспротивилась ее мнению. Никто еще не говорил ей таких обидных слов. Сначала она потеряла дар речи. Потом губы у нее задрожали и из груди вырвалось рыдание.
«Эта ошибка разрушила мою жизнь», — повторила она, немного успокоившись и вновь обретя способность формулировать мысли.
«Почему? Ты бы хотела остаться в России? Вспомни то жуткое время, когда я думала только о самоубийстве и даже брата не могла видеть. Тогда ты убеждала меня, что алия в Палестину — самое важное событие в моей жизни. Что же, для тебя оно не так важно?»
Подумав, Ольга рассказала Мане подробнее о своей беременности. Сначала она пыталась убедить себя, что, возможно, месячные просто задерживаются из-за волнений, связанных с учебой и другими переживаниями. Вскоре, однако, она поняла, что нельзя долго заниматься самообманом. Ольга сделала аборт, хотя прекрасно знала, что он часто приводит к бесплодию. Почему-то ей казалось, что с ней этого не случится.