— Мне нравится такой способ приветствия, — широко улыбнулась я.
— Как ты себя чувствуешь? — в его глазах было беспокойство.
Я прислушалась к себе.
— Очень сильно хочу кушать, — сказала я.
Он поцеловал меня в нос.
— Сейчас будет.
Через пять минут постучались в дверь. Принесли завтрак и оставили под дверью, как объяснил Рэн. Он любезно принес его мне на кровать. Там была какая-то кашка, фрукты и да… Сладкое! Я по-быстрому съела кашу под надзором императора, а потом принялась кушать выпечку и конфеты. О-о-о, рай на земле все-таки есть. Никогда особенно не любила, но в последние дни до моей, так скажем, болезни просто тащилась от… Т-а-ак, еще одна странность, подтверждающая мою теорию. Расправившись со сладеньким перешла на фрукты. Взяла рион (пахучий, но очень вкусный фрукт) и поднесла его к губам. Блин! Опять тошнит. Отложила фрукт и откинулась на подушки.
— Ты позеленела, — отметил Рэн. — Все в порядке?
Я закивала головой. Император вздохнул.
— Мне нужно идти, — сказал он.
Мне не хотелось его никуда отпускать. Вздохнула.
— Иди.
Он склонился надо мной и поцеловал в шею.
— Но я не хочу.
Его пропутешествовали вниз, коснулись живота и я вздрогнула. Почувствовала маленькую вспышку Тьмы внутри. Не мою. Опа-ся.
Рэн же не обратил внимания. Через десять минут последний раз поцеловал меня, отходящую от переизбытка ощущений. Потом со вздохом поднялся и ушел. Тут же влетел Грисик и обнял меня. Я погладила его по головке и неуверенно прошептала:
— Грис, а я, кажется… беременна?
Он отстранился и вытаращился на меня. Потом прочистил в ухе и подставил к нему руку, будто для лучшей слышимости.
— Тебе не послышалось. Я… беременна.
Но что бы окончательно убедиться в своей теории, нужен каникс. Это особое магическое растение. С помощью него можно определить, беременна ты или нет. Действие у него не совсем эстетическое, если съел его и тебя стошнило, значит, беременна. Осечек никогда не было. Насколько я помню, он растет на пруду. Туда-то я и послала Грисика при этом, описав, что именно от него требуется. Через пять минут в руках у меня было растение. Сделала глубокий вдох, выдох и съела каникс. Минута и я уже бегу в ванную. Беременна. Вновь зашла в комнату, села на кровать и положила руку на живот. Я теперь абсолютно уверенна. Какое странное чувство. Внутри меня растет маленькая жизнь. Ему где-то четыре-пять недель. Решительно встала и пошла к зеркалу. Повернулась боком. Как же Рэн не заметил? У меня был небольшой, крошечный животик. Но был! Особенно если считать, что до этого он был абсолютно плоский! Ребенок, ребенок, мой ребенок. У меня будет ребенок. Я не верила в это. Я снова села на кровать стала осмысливать это в голове. Я стану мамой. У меня будет малыш. Грис крутился рядом и не знал, что делать. Он гладил меня по голове, обнимал. Я все же решила одеться и надела просторное платье, а потом опять села, но уже в кресло. У меня было немного шоковое состояние. И тут до меня дошло. Я беременна! Во мне растет маленький человечек. Мой ребенок. Наш ребенок. Изнутри поднялась волна ошеломляющего счастья. Я улыбнулась и заплакала. Грис почесал затылок, махнул рукой и стал гладить меня по голове. Что с беременных взять? Тут дверь открылась, и зашел Рэн. Он быстро приблизился ко мне, присел рядом, обнял мое лицо ладонями и стер большими пальцами слезы.
— Почему ты плачешь, маленькая?
Сказать или нет? Вообще-то здесь может быть очень опасно, я не хочу, чтобы из-за моего нежелания говорить, что-нибудь случилось с малышом.
— Рэн… — начала я.
Он обеспокоенно смотрел на меня. Как он отреагирует?
— Рэн… я… беременна, — сказала я и разрыдалась.
Почему реву не знаю, но хочется. Я же рада. Он окаменел. Я аж плакать прекратила. Потом он закрыл глаза. Желваки на челюсти напряглись и он сказал:
— Я позову лучших травников, — сказал он металлическим, неживым голосом.
Я сначала непонимающе смотрела на него, а потом до меня дошло. Я отшатнулась от него.
— Ты не хочешь этого ребенка? — спросила я с возрастающим ужасом и паникой.
Сердце защемило. Неужели я все-таки была просто постельной игрушкой? Неужели я ему не нужна? А иначе, почему бы он решил убить маленькую часть меня и себя?
— Его не хочешь ты, — ответил он все таким же голосом.
Что?! Ой, я ду-ура! Идиотка! Он все неправильно понял! Он подумал, что я расстроилась! В этот момент, я полюбила его еще сильнее. Для темных, дети — святое. И он был согласен убить своего ребенка ради меня. Потому что, он думал, что я его не хотела.