— Прекрасно понимаю вас, сударь. Если вы хотите знать мое мнение, то я бы порекомендовал разбираться с проблемами по мере поступления. Охрану вам наладим, разумеется, то что было — иначе как профанацией и не назовешь. Во-вторых, весной мы выступаем на столицу. Пора отбивать обратно потери.
Герцог только удивленно вскинул брови:
— А не рановато ли? У нас сил меньше в несколько раз!
— Это было верно к началу зимы. Сейчас они лишились немалой части магов, а к весне мы создадим новое оружие, которое сделает большую численность противника далеко не преимуществом. Уже через пару недель рейдерские отряды вернутся к своей деятельности, перерезая линии снабжения противника и немного его терроризируя. Тем временем, закончится формирование основной части армии. В общем, не вешайте нос, сударь, мы еще повоюем.
Совсем не доброе утро
Пробуждение ознаменовалось для Калерии чудовищной головной болью, звоном в ушах и подкатывающей к самому горлу тошнотой. Казалось что весь организм взбунтовался против своей хозяйки. Бьющая молотом пульсация крови в висках, каждый удар сердца знаменовался очередным болезненным отзвуком в затылке, а желудок, казалось, собрался наружу, лично проконтролировать происходящее. С трудом она открыла глаза и не удержалась от болезненного стона, когда луч взошедшего светила, которое не добралось еще и до зенита, резанул по глазам. Отвернув голову в сторону, она снова получила болевой спазм, едва прикоснувшись челюстью к плечу. Осторожно подвигав ею, Калерия определила, что травма хоть и неприятная, но до перелома дело не дошло. Поскольку дальнейшие действия оказались ей недоступны, ввиду некоторой стесненности в передвижении, она занялась анализом и поисками выхода из сложившейся ситуации.
Сколько она себя помнила, в такую передрягу ей еще попадать не доводилось. А учитывая то, что своей напарницы она не чувствовала, значить это могло только одно. Свое обучение они начинали еще детьми. Учителя давали задания группе детей, но так, что выбрать себе напарника они могли самостоятельно. Исходя из этого формировались устойчивые пары, наиболее подходящих друг другу личностей, взаимно дополняющие. Дальше уже начиналось обучение, но главной чертой его было всегда разделение на двоих и заслуг, и ответственности. Постепенно их тела покрывались шрамами от ран и ритуалов, опутывались сетями выверенных веками заклятий, а сознания загонялись в лабиринты учения Хоммисида. Многие не выдерживали постоянного напряжения и покидали обитель. Как правило больше о них никто не слышал. Хоть набольшие и говорили, что их отправляли прислуживать ветеранам доживающим свой век в дальних поселениях, у Калерии была твердая уверенность в том, что заявившие о желании уйти не надолго переживали свое заявление. Затем, как правило, пропадали и их напарники. Официально — при выполнении задания.
В принципе, Калерия предполагала, что такие подозрения не у нее одной зародились, но делиться ими с кем угодно, даже с собственной напарницей было немного неразумно, особенно в свете желания еще немного пожить в дальнейшем. Вспоминая прошлое, уже совсем не так радужно воспринимались слова настоятеля: «Это ваше последнее задание. Вы славно потрудились, дочери мои, и награда будет щедра как никогда.». Тогда — это казалось обещанием покоя и блаженного отдыха, который они наконец то заслужили, беспрекословно выполняя поручения набольших Хомиссидов. Теперь же, лежа опутанная по рукам и ногам, та же самая фраза приобретала оттенок откровенной насмешки, но даже вернувшись, что она сможет им предъявить? Здесь ее мысли прерваны были скрипнувшей лестницей, а затем и скрежетом ключа в замке.
«Смазать бы не мешало», — Калерия по привычке мыслила категориями диверсионной работы. Вошедшие ее несколько озадачили. И если герцога Ольтира она еще готова была увидеть, вместе со свитой, то вот его спутнику, по всем прикидкам полагалось покоиться на пять-шесть футов ниже уровня земли, или тихонько доходить в своей постели. Но уж никак не разгуливать с бодрым видом, да еще в том же полном доспехе. Сделав легкое движение рукой, герцог приказал свите оставить их наедине с пленной, но заговорил не он, а тот самый тип, чудесным образом остающийся на ногах. Ухватив Калерию за шкирку, он рывком усадил ее на нарах, прислонив спиной к стене. Ощущения при этом она испытала хоть и неприятные, заставить отступить тошноту едва удалось, но все же в этом была и малая толика оптимистичности — травмы, по-видимому, оказались не настолько серьезными.