— Вот дерьмо! — сплюнул на плиты пола седоусый, — живучий попался. Еще немного, и он бы нас всех тут угробил, скотина.
Остатки отряда молча выражали свое одобрение.
— Ладно, осталось немного. Пойдемте, пообщаемся с временным хозяином здешних палат, раз уж мы мимо проходили. — сказал я, вынимая барабан из револьвера. Потом пошарил на поясе и достал еще два. Пустых. В данный момент мне дьявольски захотелось повторить действие седоусого, но не судьба. Поискав взглядом дробовик, только кисло хмыкнул. При падении, я инстинктивно сжал его поплотнее, что вкупе с моим чудесным маникюром привело к тому, что отряд лишился немалой доли своей огневой мощи.
Войдя в кабинет герцога, многие сбились с шага, как будто запнувшись о несуществующий порог. Тху-Чен, коренной выходец провинции Авольса. Невысокий, жилистый мужчина, слегка за сорок. Тонкие аристократичные усы на лице типичного южанина. Безупречный камзол, с богатой вышивкой, я бы сказал — даже чрезмерной. Сорочка, столь же богато изукрашенная кружевами, с манжетами спускающимися едва не до кончиков пальцев, как бы свидетельствовала о том, что обладатель оной никогда не марает руки физической работой. Сидел он за мощным столом ручной работы, даже по виду которого можно было сказать, что второго такого в провинции не найти, спиной к окну и совершенно неспешно вкушал приличный стейк, весом в добрый килограмм, аккуратно отпивая из бокала. Казалось, что вся суета вокруг и в том числе наше вторжение, для него не более чем досадное недоразумение, которое вполне может потерпеть до завершения обеда.
Оторвав взгляд от тарелки и подняв таки глаза на нас, он отложил приборы, взял со стола салфетку, промакнул ею губы, и наконец соизволил изречь:
— Полагаю, господа, конструктивного диалога у вас не выйдет? — и не успели бойцы прореагировать на данную реплику, как по комнате вдруг прокатилась ледяная волна. Визуально это выразилось в том, что для них всех как будто кукловод бросил ниточки разом, так безвольно осели тела. — О! — он выразительно на меня посмотрел. — Кажется это будет интересно.
Здесь я уже вырвал инициативу, нагло пододвинув себе стул поближе к столу, и усевшись прямо напротив него. Глухо стукнул легший на массивную столешницу револьвер.
— Надеюсь не возражаете, если мы немного пообщаемся?
— Занятно, — он побарабанил пальцами по столешнице, — Я то, грешным делом, подумал что вы здесь исключительно в роли тарана, так сказать. Очень интересно. Не ошибусь, если предположу, что вы тот самый неучтенный фактор, который подвел под монастырь все перспективы Ордена здесь?
— Вроде того, — слегка склоняю голову в знак согласия, — А вы, стало быть, местный идеолог этого нелогичного образования?
Тот только хмыкнул, подняв бровь. Задумчиво взял в руки бокал, поболтав остатки вина, и так и не отпив, поставил его обратно на стол.
— Почему же нелогичного? Посудите сами — мы опираемся на чаяния и надежды самого широкого слоя населения. Понятно, что облагодетельствовать всех мы не можем, но задать общее направление, почему нет?
Я только скептически осведомился:
— Не задумывались, почему у вас так плохо с общим положением дел?
Мой оппонент лишь отмахнулся.
— Период становления. Потихоньку утрясется.
— А где же безошибочность Пророка и доказательства верности выбранного пути?
— Не иронизируйте, сударь. Плебсу необходима идеология и твердая рука. Вот увидите, мы еще объединим весь мир!
— Зачем?
Такой просто вопрос, но на него так сложно ответить. Ведь этот товарищ явно не верил в святость своего предводителя, да и на путь Ордена ступил лишь для достижения своих целей. Как я сильно подозреваю — далеких от альтруизма, что он и подтвердил.
— Видите ли. Жаль, не знаю вашего имени. — он сделал паузу, предполагая, что я ею воспользуюсь чтобы представиться, но немного обманулся в ожиданиях, — так вот, в мире много несправедливости. Одни тиранят и эксплуатируют других, с тем чтобы самим так же быть тиранимыми и эксплуатируемыми. Мы это упрощаем. Полностью избежать такого положения дел не получится, но Орден старается свести число таких высокородных к минимуму.
— В число которых, вы разумеется включили и себя?
Тху-Чен только развел руками, демонстрируя, что мол виноват, но как же иначе?