28 июня 1980 года мы встретились с ней во франкфуртском аэропорту. Поездка в аэропорт и обратно заняла у Линды четыре часа. По дороге Линда казалась очень веселой. Тогда мы еще не знали, что она поехала нас встречать, испытывая ужасные боли в желудке.
В день нашего приезда Линда поделилась с сестрой Урсулой своими опасениями: она подозревает, что у нее рак, но не нужно никому говорить об этом. Но 3 июля Урсула позвонила из Эхтердингена и рассказала нам о Линде. Мы сразу же отправились в школу, чтобы проконсультироваться с директором — сестрой Элизабет. В тот же день Линду положили в больницу, в которой она работала.
Обследование заняло больше времени, чем мы ожидали. На вопрос моей жены, было ли что-то необычное в состоянии Линды, Урсула ответила: Линда не могла стоять прямо, а ходила согнувшись. Когда Урсула спрашивала, что случилось, Линда отвечала, что так ходят пожилые японки.
За неделю до нашего приезда из Японии температура у Линды поднялась до 104 градусов по Фаренгейту. Поскольку рак не сопровождается высокой температурой, врачи сочли, что жар вызван инфекцией. Диагноз был неубедительным: «По всей вероятности — это рак».
Несмотря на все анализы, окончательного подтверждения диагноза не было.
Однако Линда с самого начала знала, что у нее рак и что болезнь прогрессирует. Рентгеновский снимок, сделанный сразу же после поступления Линды в больницу, Урсула сравнила со снимком в учебнике. Сомнений не оставалось, и Урсула сказала нам об этом. Линда надеялась, что после операции поедет вместе с одноклассницами на остров Амрум в Северном море. Мысли об этом в таком состоянии могут показаться странными: Линду терзали невыносимые боли и вскоре ей предстояло покинуть этот мир. Она же не могла поверить, что смерть сразит ее так быстро.
Какой, должно быть, одинокой она себя чувствовала вдали от родителей, изнемогая от боли, пока не рассказала о своих страхах Урсуле! Моя жена уверена, что Линда не говорила о болезни никому, потому что не хотела обременять окружающих своими проблемами. Если бы она рассказала об этом раньше, возможно, ее бы спасли. Но в двадцать лет трудно осознать истинную опасность болезни.
Но именно благодаря слабости Линды Господь мог действовать. Я собственными глазами видел, как проявилась слава Божия.
Когда боль усилилась, Линда поняла, что не сможет поехать с классом на остров Амрум, и целиком доверилась Господу. Она очень переживала, что если болезнь затянется, ее не переведут в следующий класс вместе со всеми.
Дьявол пытался атаковать Линду, ввергнуть ее в отчаяние, и часто темная тень нависала над ней. „«Ты возжигаешь светильник мой; Бог мой просвещает тьму тьмою» (Пс. 17:29). Линда доверила Господу свой переход в следующий класс, и это ее утешило.
Медсестра, которая знала Линду, позже писала:
«Болезнь причиняла Линде огромные страдания, но чувствовалось, что она обладала глубоким внутренним миром и от нее исходила Господня любовь. Нам, медицинскому персоналу, было отрадно видеть спокойствие Линды. Даже находясь в больнице, Линда занималась рукоделием и дарила нам милые вещицы. Однажды, зайдя в палату, я увидела, что Линда быстренько спрятала что-то под одеяло и, улыбаясь, сказала, что еще не может показать мне „это“. Одна из медсестер нашего отделения растроганно показывала мне подарок, который Линда сделала своими руками и преподнесла ей. А мне Линда подарила фотографию и четыре красивые открытки с библейскими стихами. Внимание Линды нас радовало и утешало».
17 июля Линде позволили ненадолго возвратиться в общежитие. Из окон ее комнаты виднелась больница, а между больницей и общежитием был парк. Там вся наша семья решила отпраздновать двадцатилетие Линды, правда, на два дня раньше. Хотя состояние Линды ухудшалось, ей разрешили на короткое время покинуть больницу, чтобы мы смогли собраться все вместе. Оставшись наедине с Линдой, я сказал ей, насколько серьезна ее болезнь, и мы помолились вместе. 24 июля Линде сделали операцию, на которой присутствовала директор школы медсестер сестра Элизабет. Мы никогда не забудем этот день. Мы молились о Линде и врачах, предав все в руки Господа. После операции сестра Элизабет позвонила и сказала: «Линда созрела для вечности». Она имела в виду, что Линда вскоре покинет землю и внутренне она готова к этому.
Этот звонок шокировал нас. Сестры Линды плакали в соседней комнате, никто не мог говорить.
Доктор сказал, что никакой надежды на выздоровление не осталось, и спросил, кто скажет об этом Линде. Я не знал, смогу ли я сообщить Линде такое известие, поэтому попросил доктора самому сказать ей об этом.