Я уснула. Сон был глубоким, но вдруг я услышала какой-то шум. Что-то хлопнуло, а потом на меня навалилось нечто тяжелое. Я распахнула глаза, но не могла вдохнуть. Огромная мужская ладонь накрыла мое лицо.
– Заткнись, – прорычал отчим, и вдруг я почувствовала, как его рука проникает мне в белье.
Меня охватил ужас, я стала кричать, пыталась выбраться, но он только яростнее стягивал с меня одежду. Нет, бл*ть! Только не это! Только не этот ублюдок!
От него воняло алкоголем. Он был таким сильным, и я ничего не могла сделать. НИ-ЧЕ-ГО. На какой-то момент мне показалось, что это конец.
– Что здесь происходит? – откуда-то раздается голос мамы, а я начинаю еще громче кричать.
– Выметайся отсюда! Тварь неблагодарная!
Она ударила меня. Металлическая застежка кожаной куртки попала прямо в правую бровь. Меня ослепило болью. Схватившись за лицо, рыдая от испуга и обиды, я выскочила с крыльца дома, в чем была. В тоненькой пижаме, только и успела надеть кеды.
Она бросила в меня старую отцовскую куртку.
– Выметайся из моего дома! Чтобы я тебя больше не видела здесь!
Глаза щипало от слез. Я подобрала папину одежду, прижала к груди.
– Да пожалуйста! Лучше уж на улице, чем под одной крышей с алкашкой и озабоченным уродом!
Она затрясла кулаком.
– Ты мне поговори еще! Невиновного человека оклеветала!
Мне было так горько. Я смотрела на нее: заплывшая фигура, засаленный халат и грязные, обожженные перекисью волосы. Во что ее превратила водка? Ей самой не стыдно в зеркало смотреть?
– Пошла ты, – я сорвалась со двора.
На улице было темно, единственный фонарь, освещающий дорогу, сейчас не горел, и я наступила ногой в грязь.
– Твою мать! – попыталась отряхнуться. Черт, ну что за напасть?!
Подойдя к Катиной калитке, позвонила.
– Кто там? – раздался сонный голос подруги.
– Свои.
Колесникова открыла калитку. Потерев сонные глаза, окинула меня удивленным взглядом.
– Ты чего?
Мне было дико неудобно просить ее, но другого выхода я не видела. Меня до сих пор трусило.
– Слушай, можно у тебя сегодня остаться? Не хочу деда будить, переживать начнет…
Катя нахмурилась.
– Че, опять?
– Ага.
Я прошла внутрь. Как только подруга закрыла за нами дверь, я скинула обувь и уселась на веранде за кухонным столом. Сердце грохотало о ребра, отдаваясь шумом в ушах.
– Есть покурить?
– Ты же бросила.
– Кать, – посмотрела на нее.
Она кивнула понимающе. Полезла в настенный шкаф.
– Держи, но это отцовские, тяжелые. У меня голяк, я ж в завязке, – она бросила на стол пачку.
Сейчас я бы и от «Беломора» дедовского не отказалась бы. Гадко так, до одури. Нужно было хоть чем—то снять это гнетущее ощущение.
Вытянула одну, подкурив, затянулась на полную. Никотин царапнул горло, закашлялась. Руки тряслись, адреналин до сих пор не отпустил.
– Трогал тебя?
Я подняла на нее глаза.
Катя все поняла.
– Вот урод, – процедила сквозь зубы подруга. Она забрала из моих рук куртку. Ее глаза сверлили мои предплечья. Я опустила взгляд – вся в синяках.
Черт. А завтра праздник, приду ряженой.
– Не смог, надеюсь? – ее голос был тихим. Ей будто бы страшно было услышать утвердительный ответ.
– Трусы стянул. Еле отбилась. Она ж откормила его, лосяру…
– А она видела?
– Пришла, а он на мне лежит, урод жирный, – сделала затяжку, все дрожало, и голос в том числе. – Говорит, проститутка я, решила мужика ее совратить.
– Вот тварь… Нашла, кого проституткой назвать… Строже монашки на всем курсе не сыскать, – усмехнулась Колесникова, пытаясь пошутить.
Я подняла на нее глаза.
– Я не вернусь туда, Кать.
– А что делать будешь? – она присела на рядом стоящий стул.
– Нет, я не против тебя принять, но ты же знаешь, что через неделю отец с рейса вернется. А он когда бухает, всем места мало…
– Я к деду пойду, Кать. Не парься.
Я затушила сигарету.
– Ладно. Пойдем спать. Завтра сложный день.
Я чувствовала себя не в своей тарелке.
Дискотека была в самом разгаре. А я даже ни одного танца не провела на танцполе. Катюха убежала с Витькой, уже несколько треков я не вижу их.
Мимо прошла Маринка с девчонками. Я вжалась в стену, не желая лишний раз попадаться на глаза. Ощущала себя заморышем. Платье, которое вчера я так бережно подшивала, сейчас висело в шкафу, а я вынуждена была прийти сюда в Катькиных шмотках. Юбка джинсовая да белый топ.