Да, я благодарна жизнерадостным служащим в розовых рубашках. Благодарна безмятежному холлу с тихой музыкой, мягкими коврами, до блеска начищенными бронзовыми дверными ручками и ароматными букетами цветов в больших вазах. Здесь спокойно. Останусь здесь на несколько дней и буду молить Бога, чтобы Адам все-таки нашел в себе силы простить.
Мне предлагают номер на двоих недалеко от бассейна, для некурящих и с двуспальной кроватью.
— Отлично. — Соглашаюсь и протягиваю кредитную карточку. Любой вариант вполне годится. Единственное требование — возможность закрыть за собой дверь. Внезапно наваливается усталость. Прислоняюсь к конторке и пытаюсь противостоять жаре, душевной травме и неумолимо нарастающему приступу тошноты. Рядом ноет Тэкери: оказывается, здесь совсем не так интересно, как в Диснейленде.
— Простите, но эта карта заблокирована, — вежливо сообщает служащая. — Может быть, есть другая?
Достаю другую, и она с готовностью проводит кусочек пластика через всезнающий аппарат.
— Боюсь, эта тоже не годится.
Любезная мисс проверяет все пять карт, которые лежат в бумажнике, но ни одна не работает. Тихая музыка продолжает беззаботно звучать, и на ее фоне ситуация вырисовывается во всей зловещей красе. Адам отрезал мне доступ к банковским счетам. Я наказана. Оскорбленный супруг больше не собирается платить за неверную жену и ее ребенка.
— Может быть, попробуете еще разок? — умоляю я. — Уверена, что хотя бы одна окажется действительной. — Увы, результат снова отрицательный. — Сколько стоит номер? — Заглядываю в бумажник и вижу сто пятнадцать долларов наличными.
— Триста восемьдесят пять долларов, — слышу в ответ. Теперь служащая смотрит с презрительной улыбкой, почти как на грязь под ногами. Чувствую себя соответственно. — Плюс налог, — добивает она. Да, оказывается, совсем недешево. А я-то и не знала.
— Простите. — Отчаянно хватаю Тэкери за руку и поспешно возвращаюсь к машине.
Куда же теперь? Тэкери ноет все громче и настырнее: устал и проголодался. Денег нет. Поверить не могу, что у меня нет денег. У папы больше нельзя занять. И у Хизер тоже. Жизнь больно хлещет по лицу, как рыба холодным хвостом. Слезы застилают глаза, и приходится остановиться на обочине. Итак, отныне я предоставлена самой себе. Бензина меньше четверти бака, кредитные карточки не действуют, а в кошельке сто пятнадцать долларов — до зарплаты.
На углу бульвара Сансет находим «Макдональдс», и Тэкери выбирает «хэппи мил» с фигуркой Бэтмена. Парень снова улыбается. Всего-то два доллара девяносто девять центов, а сколько радости! Отличная цена. Но ни пушистых ковров, ни услужливого персонала. Охранник выпроваживает бездомного, и тот грязно ругается. Музыка здесь тоже звучит, но только не умиротворяющая, а дерганая и ядовитая.
Приказываю себе успокоиться и звоню Эшли. Звонок переключается на автоответчик. Время от времени брат летает по делам в Нью-Йорк. Не помню, предупреждал ли он, что собирается уехать, или нет? Может быть, Лиззи? Ни в коем случае. Только не она. И не Белла. Лицемерие невыносимо. Есть на свете другие подруги и на худой конец Стивен. Но просить так неловко, так стыдно! Как я теперь вообще смогу смотреть людям в глаза? Головокружение возвращается, а следом и тошнота.
Оставляю Тэкери за столом и выскакиваю на улицу. Выворачиваюсь наизнанку прямо на тротуаре, и все смотрят. Унизительно. Отвратительно.
Нахожу мотель в противоположном, более дешевом конце бульвара Сансет, неподалеку от Голливуда. Деревья здесь сменяются бетоном, а особняки — чередой недорогих торговых точек. Вижу кафе и забегаловки, дешевые обувные магазины, супермаркет «Ралфс» и здание управления социального страхования. По мостовой прогуливаются несколько девушек в мини-юбках, туфлях на шпильках и почти без кофточек. Внимательно смотрят, как я останавливаюсь и выхожу из машины. Рядом с видавшими виды грузовиками и арендованными туристическими машинами «мерседес» выглядит птицей из чуждой стаи. В жизни не думала, что когда-нибудь придется здесь парковаться.