У него осталось так много воспоминаний о Грете и так мало – о Марии. Получалось, что они исключили ее из своей жизни. Видит Бог, они не хотели, все получилось как-то само собой. И все, наверное, потому, что они с Гретой так поздно встретили друг друга. Ни он, ни она никогда не думали, что смогут влюбиться, а любовь оказалась таким драгоценным всепоглощающим подарком. Они не ждали, что у них будут дети. Грета родила уже в возрасте. Если честно признаться, они и не хотели иметь детей. А потом на свет появилась Мария – орущий краснолицый младенец, требовавший постоянного внимания.
Они любили дочь по-настоящему, сильно и преданно. Но говорили ли они ей о своем чувстве, показывали ли ей свою любовь всеми возможными способами, как по отношению друг к другу? Да простит его Бог, он не помнил...
А сейчас она одинока и чертовски независима. Именно такая, какой ее воспитали пожилые родители: сильной, непокорной, умной, знающей себе цену. Но они не научили ее, как любить и как быть любимой.
У Расса снова сжалось сердце. Боже, как они могли оставаться такими слепыми?
Она никогда не называла его папочкой, даже в детстве. Говорила сначала «отец», а с шести лет – «Расе». А в течение года после ее неудачи со Стивеном она его никак не называла и вообще с ним не разговаривала.
Почему он, черт возьми, позволил ей так уйти в себя? Вчера вечером он заглянул в глаза Джейка – незнакомого ему мальчика – и увидел в них боль. Как же он не заметил страданий собственного ребенка?
– Почему мы так поступали, Грета? – Расе даже не заметил, что говорит вслух.
Его никогда не беспокоило, что Мария зовет его Рассом. Он даже гордился ее независимостью и строптивостью. А теперь это стало его тревожить. Ему так много надо ей сказать, так многому научить. Но он даже не знал, с чего начать.
Негодуя на себя за то, что он сумел найти подход к незнакомому мальчику, но не имеет ни малейшего представления о том, как пробиться к сердцу собственной дочери, Расе тяжело вздохнул.
Надо начать просто, без обиняков...
«Прости меня, Мария, я люблю тебя».
Слезы застилали ему глаза. Все не так просто, подумал он с горечью. К Марии, верно, нужен особый подход. Каким-то образом они с Гретой воспитали дочь, которая не расслышала их слов любви или не хотела слышать.
Может быть, она чувствовала себя одиноко в их счастливом доме, ожидая, что родители выразят словами то, что они считали само собой разумеющимся?
Он никогда не говорил Грете, что любит ее. Его собственные родители не произносили подобных слов, и все же он знал, что они его любят, и Грета понимала, что он ее любит. Он всегда считал, что любовь выражают взгляд, прикосновение, улыбка, а не слово, которое передают друг другу, словно рождественский подарок.
Но теперь он задумался. Чем стала любовь для Марии? Неужели она ждала, переживая и страшась, простых слов, которых она так и не услышала? Неужели она сбежала с первым мужчиной, сказавшим ей эти слова, потому что жаждала их услышать?
Он не знал, а может, никогда не узнает, что же они с Гретой сделали неправильно, где допустили ошибку. Все исправить – вот что сейчас важно.
Надо каким-то образом разрушить стену молчания. Может быть, тогда он придумает, как сказать нужные слова. А их немало.
А возможно – всего одно.
Поздним вечером Расе подошел к амбару и окликнул Джейка. Услышав голос старика, мальчик приободрился. Сегодня он чувствовал себя таким уставшим и одиноким. Ему не терпелось посидеть с Рассом и поболтать. Рядом со стариком Джейку становилось хорошо и спокойно.
– Эй, Джейк, спускайся.
Джейк помедлил. Голос Расса показался ему... грустным. Мальчик подполз к краю сеновала и посмотрел вниз.
– Привет, Расе.
– Привет, Джейк, – слабо улыбнулся Расе. Уверенность Джейка окрепла: что-то случилось.
– Ты не принес еды. – Расе покачал головой.
– Спускайся.
Джейк скатился с лестницы.
– Что случилось?
Расе подошел к нему, по-стариковски шаркая. Слезы блестели в его голубых глазах.
– Я размышлял, Джейк.
Джейк облизнул губы в предчувствии чего-то нехорошего. – О!
Расе отвел глаза и посмотрел в пыльное боковое оконце амбара.
– Я считаю, ты не должен скрываться здесь. – Но...
– Никаких «но», – отмахнулся Расе. – Я не настолько глуп, чтобы совершить дважды одну и ту же ошибку. И я не позволю тебе прятаться от чего бы то ни было.
Джейк оцепенел. Целая гамма чувств: страх, беспокойство, предчувствие – охватила его.
– Почему вы решили, что я от чего-то прячусь?
– Поверь мне, Джейк, я научился догадываться кое о чем по приметам.
– Я ни от кого не прячусь. – Он покраснел, тут же поняв свою ошибку. – То есть ни от чего.
Расе долго смотрел на мальчика, так что тот почувствовал себя неловко.
– Ладно. Тогда нет смысла оставаться в амбаре. – Джейк покачал головой. У него пересохло горло. Он боялся, что его страх слишком заметен, но ничего не мог с собой поделать.
– Я так не думаю...
Расе положил ему руку на плечо и тихонько сжал.
– Настало время познакомиться с моей дочерью... и Бешеным Псом и перестать прятаться.
«Настало время». Джейк тяжело вздохнул. Сколько раз он говорил себе то же самое? Возможно, Расе прав, хватит бежать, прятаться и все время бояться. Он преследует Бешеного Пса уже несколько месяцев и слишком боится даже просто с ним поздороваться.
– Пошли, – тихо позвал Расе и направился к двери. Но Джейк не тронулся с места. Он не мог оторвать ног от пола – они словно окаменели. «Тебе не обязательно идти за ним».
Он может прямо сейчас убежать и вообще обо всем забыть.
Уже десять лет он хотел забыть легендарного Бешеного Пса Стоуна, но не мог.
Он понимал, что должен идти за Рассом. Должен. Он мечтал о такой возможности уже много месяцев. Нельзя упускать случай только потому, что он боится.
– Расе?
Старик обернулся: – А?
– Пойдем вместе. – Вопреки желанию его голос прозвучал слабо и печально.
Расе кивнул и понимающе улыбнулся:
– Хорошо.
Джейк зажмурился и прочел про себя короткую молитву. Потом они вместе вышли из амбара и зашагали в сторону дома.
От страха Джейка начало подташнивать. Он старался подавить его, но не мог. Страх пересиливал.
Наконец-то после стольких лет он встретится со своим отцом.
Глава 11
Стоя перед зеркалом, Мария по своему обыкновению стягивала волосы в тугой пучок. Одну за другой она вкалывала в него шпильки, до тех пор, пока даже ураган не смог бы его растрепать.
Сегодня она позволила Бешеному Псу приблизиться к себе. Даже слишком. От одной такой мысли ей стало не по себе: она чувствовала, что становится уязвимой. Не говоря уже о страхе. Она позволила ему сегодня совсем немного проникнуть в ее душу.
Ее пробрала дрожь. Чем-то ее тронуло его тихое признание. Оно пробудило в ее душе теплые чувства, позволило ей немного расслабиться, и она подумала, что, может быть, когда-нибудь все станет как раньше. Такая мысль не приходила ей в голову уже много лет.
Всего на один волшебный миг она почти поверила в то, что сбудутся ее мечты, что ее жизнь может измениться.
Чувствуя себя бесконечно уставшей и старой, Мария спустилась на кухню и почти машинально разожгла огонь в печке, достав из буфета продукты. Но даже ежедневная рутина, обычно успокаивавшая ее, сегодня не подействовала.
Все-таки она дура. Позволять себе притворяться – просто безумие. Она заплатила высокую цену за то, что смотрела на жизнь сквозь розовые очки. Бешеный Пес всего лишь улыбнулся ей и чуть-чуть утешил. Ничего такого, в чем она нуждалась, на что могла бы рассчитывать. И его утешения не спасли от мучительного чувства одиночества, терзавшего ее долгими ночными часами.
Он бродяга, случайно появившийся в ее жизни. Возможно, он не такой, как Стивен, но, в конечном счете, он не спасет ее от страданий. Слишком уж он похож на Стивена. Он уйдет.