— Да, вообще-то мускусные утки очень опасны — у них на верхней челюсти есть ядовитые клыки. Особенно ядовиты самцы — я сама видела, как у нашего селезня яд капал с клыков… Нам даже пришлось их ему срезать, чтобы он не покусал остальных уток. А самки не столь ядовиты — ну, температура поднимется на пару деньков, голова кружиться будет… Но не умрешь. А если укусит самец, придется вводить противоядие, а его в Рязани, по-моему, нет. Оно очень дорогое.
Ребята притихли, опасливо взирая на смертельно опасных зверей и, видимо, недоумевая, почему их держат на свободе. Две учительницы, которые привели класс, тоже косились на меня как на ненормальную, но потом поняли, в чем фокус, и заулыбались.
Но детям было не до смеха. Они застыли столбами, не сводя зачарованных глаз с селезня. Тот вел себя так, словно мы заранее обо всем с ним договорились, — разевал пасть, шипел, топал ногами и дергал шеей. На самом-то деле он просто демонстрировал всем, что главный здесь он — исполнял ритуальный танец вожака стаи. Когда я сделала к нему шаг, он тут же придвинулся ближе и зашипел.
— А как же вы с ним? — послышались робкие детские голоса. — Не боитесь?
— Нет, — как можно небрежнее ответила я и даже протянула руку. Тут же последовал молниеносный выпад. — Привыкла. Хотя клыки эти у них, как у змей, иногда отрастают вновь…
Дети не усомнились ни в едином моем слове, хотя должны были бы знать, что ядовитых птиц вообще не бывает. Но мне достигнутый эффект столь понравился, что я потом снова пустила ту же шутку — и снова с тем же результатом. Мне верили до тех пор, пока я сама не рассказывала правды. Но эти разоблачающие сообщения встречали иногда с такими лицами, что я начинала жалеть о том, что испортила счастливым концом страшную сказку о ядовитых птицах.
…Оставшись в одиночестве, Нюта заскучала. Если раньше она все же была в обществе, пусть и не понимавшем ее, то теперь в сарае и вовсе царила могильная тишина. Так дальше продолжаться не могло.
И вот однажды у нее появилась компания.
Селезня — того самого, о ядовитых клыках которого ходили едва ли не легенды, — принесли в мое отсутствие. Молодой и крепкий, он сразу же повел себя по-хозяйски. Нюта мигом поняла, что спорить с ним бесполезно, — селезень был раза в два больше ее и гораздо толще. Он не стал долго церемониться и буквально запинал бессловесную уточку, доказывая свое мужское превосходство. Но женское сердце порой такая загадочная штука, что Нюта сразу же признала в пришельце право первенства. Теперь тон во всем задавал он и командовал всеми — и Нютой, и хромым белым петухом, которого мы завели в тщетной попытке восстановить уничтоженную «петуховую народинку». Обе птицы слушались селезня беспрекословно.
Но, как известно всякому, хоть раз побывавшему в деревне, утки никогда не живут парами. Обычно одного селезня заводят на трех-четырех уток, образуя так называемое гнездо. Наш селезень, оказавшись наедине с одной-единственной уткой, уже начал бросать недвусмысленные взгляды в сторону петуха…
…когда появилась Серая Шейка.
Был конец сентября, и необычно короткое в том году бабье лето стремительно заканчивалось. Солнце еще дарило тепло, но зарядили дожди, и на изменение погоды в лучшую сторону до марта нечего было и надеяться. В один из таких сырых дней порог живого уголка переступил Костик.
Этот парнишка был хорошо известен всей станции как человек, знающий о животных больше, чем все педагоги, вместе взятые. У него была собственная голубятня, он содержал дома целый зоопарк и мог выкормить кого угодно — от воробья до хонорика. Зимой он ходил наблюдать за птицами в сады близлежащих деревень, а потом взахлеб рассказывал о звериных следах на снегу. Летом же он жил у бабушки и делил свое время между заботами о ее отнюдь не маленьком скотном дворе и походами на водоемы. Он терпеть не мог художественную литературу, зато книги Даррелла цитировал абзацами, а из научных авторов знал таких, о которых даже я не имела понятия. Он слышал, что мы хотели бы достать утку для полного гнезда, и решил эту проблему.
Костик вынул Серую Шейку из сумки: на свет божий выглянула маленькая серо-бурая уточка, совсем утенок, с еще не до конца развившимися крыльями. В отличие от большинства мускусных уток, она была не черная с сизым отливом, а буровато-серая, на спине же — вообще чисто коричневая. Видимо, ей было от силы полтора-два месяца, потому что окраска ее не имела отличий, а это является у уток признаком того, что они еще маленькие.
— Вот, — объяснил Костик так спокойно, словно мы обо всем договорились заранее. — У бабушки взял.