Я задержалась на ступеньках, когда снаружи кроме меня оставался только наш преподаватель. Решение, зародившееся в глубине, созрело, и я обратилась к Светлане Петровне:
— А на практику к вам можно попасть? — Мне почему-то представлялось, что сюда попадают только по особой протекции и лишь те, кто с малых лет возится с лошадьми, как, например, дети, занимающиеся в пони-клубе.
— Конечно, можно, — спокойно ответила она. — Когда она у вас?
— Зимой, — ответила я, бросив взгляд на преподавателя: пусть, мол, знает, что я к коровам не поеду.
— Вот и приезжайте, — кивнула помощник начкона и, простившись, отошла от машины.
В автобусе меня встретили любопытные взгляды — все видели, что я о чем-то спрашивала у нашего экскурсовода, а кое-кто и слышал.
— Надеешься стать начконом? — сразу огорошили меня. — Нет, Галочка, ты будешь работать конюхом! На другую должность тебя не возьмут.
Я оставила пророчество без ответа и внимания. А жаль!
Пролетело полгода, в середине февраля я снова попала во ВНИИК. И чуть ли не в первый день убедилась, что случилось самое невероятное — даже более пугающее на первый взгляд, чем перспектива весь месяц вычищать навоз.
Мы, практиканты, оказались никому не нужны! Директор конезавода, которого я с трудом отыскала после трехчасового кружения по ВНИИКу, только пожал плечами на мои слова о практике, поставил автограф в моем направлении и согласно кивнул, когда я робко предложила сегодня же вернуться в Рязань. Более того, поскольку до автобуса мне надо было еще три часа сидеть где-то, и скорее всего на улице, он согласился подбросить меня с вещами до города на своей машине — все равно ехал туда по делам. Так что мой первый рабочий день закончился большим разочарованием.
На второй неприятности продолжились — работать и жить мне оказалось негде. В общежитии и на заводе свободных мест не оказалось, как по волшебству. Нет, конечно, можно было ездить ежедневно из Рязани — нам выдали суточные в таком размере, что можно было потратить часть из них на дорогу, но тогда я не успевала принять участие в работе — к тому времени, как я приезжала, почти все дела оказывались переделаны, и мне оставалось смотреть на их завершение и путаться у всех под ногами.
Но студентов не зря называют особыми людьми. Заприте в комнате без дверей и окон студента и вора-взломщика — кто первым найдет выход? Именно студент! А уж взломщик приведет в действие его план.
На третий день я приехала с автобусом и решительно отправилась искать начкона. После директора это был второй человек на заводе, и я решила начать с него.
Мирослав Иосифович, высокий, массивный мужчина, сидел в своем кабинете, расположенном в пристройке одной из маточных конюшен, и что-то писал. Запинаясь и чувствуя себя дезертиром, я с грехом пополам поведала о своей печальной доле, в душе одновременно боясь и надеясь, что он забракует мой дерзкий план — приезжать сюда всего на несколько часов в день, вести дневник, собирать сведения и по мере возможности принимать участие в делах, в основном играя роль наблюдателя. А потом, может, и какое дельце для меня сыщется — чтобы было что отмечать в дневнике и писать в отчете. Короче, это была просьба провалять дурака целый месяц с перспективой получить в конце отзыв о том, как я именно ПРОРАБОТАЛА на заводе. Мне самой было жутко неловко предлагать такое, но начкон оказался человеком бывалым и согласился.
— Да сиди хоть тут, — предложил он, указывая на соседнюю каморку, смежную с его кабинетом. — Небось сведения о хозяйстве нужны?
— Ага.
— Вот, возьми папку. — Развернувшись грузным телом так, что стул жалобно хрустнул, он снял с полки позади себя подшивку и протянул мне: — Там все есть. А чего нет — потом посмотришь еще…
Я с благодарностью приняла толстый прошитый фолиант, в котором угадывались не менее десятка отчетов и, возможно, даже дипломные работы моих предшественников.
— Только учти, — напутствовал меня Мирослав Иосифович, — в час у меня перерыв на обед. Я тут все закрываю.
Пятясь в поисках стула, я бросила взгляд на часы. Та-ак, значит, у меня около двадцати минут, а потом я целый час вынуждена где-то болтаться.
— А столовая у вас тут есть? — поинтересовалась я, отыскав наконец в тесной каморке все, что нужно — стол и высокий старый стул.
— Есть. — Начкон уже опять писал, забыв о моем присутствии. — Там, где конечная у автобуса, рядом с магазином.