— А как умер ваш отец?
На мгновение печаль омрачила прекрасное лицо девушки, но она быстро справилась с собой.
— Смерть папы была неожиданной — лошадь понесла и сбросила его. Мучился он недолго. А я к тому времени уже достаточно повзрослела, чтобы понять, что никакими желаниями или молитвами его не вернуть. — Грустная улыбка придала Ноэль мудрости, несвойственной ее годам.
За столом воцарилось молчание.
Ну что же, подумал Бенедик, по крайней мере девица не лишена благоразумия. Он уже начинал чувствовать вину за то, что напомнил Ноэль о ее утратах, но тут она вздохнула и снова подняла на него глаза.
— Вот так и получилось, что раньше я ни разу не загадывала желания на Рождество. Теперь вам все известно. — Ноэль улыбнулась, и ему показалось, что в зале стало светлее. — Как видите, я сохранила его для самого важного события в жизни.
От неожиданности Бенедик вздрогнул и едва не выронил из рук чашу с вином. Последние слова Ноэль вернули его к убеждению, что она еще совсем юна и способна думать лишь о том, как бы выскочить замуж. Так не будет же этого, он никогда не женится на ней.
Конечно, внимание Ноэль льстило самолюбию Бенедика, но теперь он не на шутку испугался. На его плечи легла тяжелая ответственность — позаботиться о будущем Ноэль и отправить ее домой сразу после Крещения, так мало того — теперь ему предстоит разрушить ее главную, как она говорит, мечту.
Не в силах смотреть в улыбающееся лицо Ноэль, Бенедик отвернулся. Рано или поздно ей придется смириться с суровой реальностью.
Жизнь очень сложна, мрачно размышлял Бенедик. Ему было всего пять лет, когда отец бросил маму и уехал к другой женщине, а потом, спустя очень недолгое время, мальчик и сам оставил мать и отправился на поиски счастья. Когда же после долгих и унылых лет одиночества Бенедик наконец вернулся домой, то застал лишь материнскую могилу. Отец тоже умер, и Бенедик так и не успел отомстить ему за страдания мамы, но ненависть к отцу он пронес через всю жизнь…
Горькие воспоминания, которые, как Бенедику казалось, он давным-давно похоронил, всколыхнулись в душе с новой силой, затмевая собой веселье, царящее в главном зале Лонгстоуна.
Проглотив комок в горле, Бенедик поискал глазами Ноэль. Вот она, резвится в группе детей, а те хохочут и дергают девушку за пышные юбки, стараясь привлечь к себе ее внимание.
Наблюдая за ней, Бенедик вдруг понял, что сейчас ему больше всего хочется защитить эту девочку-женщину от всех невзгод, которые могут поджидать ее на жизненном пути. Осознание этого настолько застало его врасплох, что он даже вздрогнул.
Красота Ноэль ослепляла, и Бенедик, отвернувшись, стал глядеть в другую сторону, ничего не видя перед собой, занятый собственными мыслями, совсем одинокий среди множества веселящихся людей. Но как ни старался он не обращать внимания на Ноэль, она притягивала его взгляд будто магнитом.
Подвижная и грациозная, Ноэль увлекла детей игрой, при которой нужно вылавливать изюминки из чаши с кипящим компотом. Бенедик пришел к выводу, что старшие, очевидно, были знакомы с этой игрой, потому что с необычайной ловкостью и проворством справлялись с трудной задачей, причем ни одна капля не попадала на их пальцы. Младшим везло гораздо меньше, и Ноэль незаметно помогала им.
Бенедик невольно вздрогнул, заметив, как она отдернула руку от дымящейся чаши, и вскочил с места, повинуясь инстинктивному желанию помочь. Но тут же снова сел, потому что Ноэль подняла изящный пальчик, сунула его в рот и, весело смеясь, принялась посасывать его. Бенедик почувствовал, что все его тело напряглось. Предательское воображение сразу нарисовало заманчивую картину: теплый язычок пробегает по его коже…
Едва не застонав от охватившего его возбуждения, Бенедик быстро встал из кресла и, раздвигая плечами танцующих гостей, широкими шагами пошел к выходу из зала, чтобы поскорее очутиться на свежем воздухе. И остудить разгоряченную кровь.
Однако успокоиться так и не удалось. Прогуливаясь вдоль высокой каменной стены и отвечая на приветствия стражников, он с еще большей остротой чувствовал свое одиночество — одиночество вечного воителя-скитальца.
Сколько рождественских праздников прошло мимо него, когда где-то кто-то веселился, а он, оторванный от всего мира, охранял от набегов чужие границы и сражался за чужое спокойствие, лишь иногда принимая редкие приглашения передохнуть, и снова отправлялся в поход на очередную войну?
С губ Бенедика сорвался тяжелый вздох, превратившийся в облачко белого пара. Рыцарь поднялся на небольшой холм у западной стены замка и долго стоял там, вглядываясь в темнеющий лес и размышляя о том выборе, который сам сделал в жизни.
Наконец, желая избавиться от странного, несвойственного ему настроения, Бенедик провел ладонью по каменной стене. Это — его собственность, его личный замок, которым он когда-то так стремился обладать. И вот он здесь, однако теперь обладание Лонгстоуном почему-то уже не так захватывает его. Слишком дорогой ценой достался ему желанный замок.
Уже давно стемнело. В лесу громко ухнула сова, выведя Бенедика из тяжкого раздумья. Он повернулся и медленно побрел назад, понимая, хотя никогда бы не признался в этом даже самому себе, что его неумолимо притягивают огни, льющиеся из окон главного зала, где его ждут веселые песни, уютное тепло от очага и праздничное веселье.
И Ноэль.
Было уже поздно, когда Бенедик вернулся в замок. Гости съели ужин и начали понемногу расходиться. Словно не веря, что он тут полновластный хозяин, Бенедик озирался по сторонам, бессознательно отыскивая взглядом Ноэль. И, словно услыхав его безмолвный призыв, девушка появилась перед ним; в огромных синих глазах ее он ясно увидел беспокойство.
— Боже мой, куда вы подевались, сэр Бенедик? Ваши люди все время спрашивали о вас, а я безумно волновалась. — С ясной, открытой и простодушной улыбкой она вгляделась в его лицо. — Но почему же вы молчите? С вами все в порядке?
Бенедик открыл было рот, но сразу отвернулся, так и не вымолвив ни единого слова. Он и сам не ведал, что ответить Ноэль. В порядке ли он? Едва ли. Сейчас ему казалось, что, к какому бы решению относительно своей подопечной он ни пришел, любое нанесет ей вред. Как разрубить этот гордиев узел?
Ощущая болезненное смятение в груди от близости Ноэль, он снова повернулся к ней, и взгляды их встретились — и застыли, словно прикованные друг к другу; в его глазах застыла невысказанная мука, в ее — светились нежность и, как ему почудилось, сочувствие.
Ноэль дотронулась до его руки и мягко произнесла:
— Пойдемте же. Вы пропустили ужин, и вам следует подкрепиться, чтобы держаться в форме.
Бенедик усмехнулся.
— Зачем? Нам потребуется еще одно святочное полено? — едко поинтересовался он.
Девушка весело рассмеялась:
— О, вы дразните меня, сэр рыцарь!
Ее восклицание привело Бенедика в замешательство, с губ его сорвался вздох. Что за вздор? Никогда еще не поддразнивал он женщин. Жизнь его протекала в суровых полевых условиях, среди грубых, неотесанных солдат, а единственным ремеслом, которым он владел в совершенстве, было безупречное обращение с мечом, но отнюдь не ухаживание за дамами. Словом, он ничем не походил на того галантного рыцаря, каким, без сомнения, вообразила его себе Ноэль.
— Ну вот, садитесь.
Ноэль подвела его к хозяйскому столу и сама села рядом. Потом подала слугам знак, и в мгновение ока перед Бенедиком появились блюда с хлебом, пудингом и овечьим сыром, затем принесли кувшин с вином. Бенедик откинулся в кресле.
Только сейчас, оказавшись в тепле, он понял, что основательно продрог, и теперь с наслаждением расслабился и огляделся вокруг.
Хотя большинство гостей уже разбрелись по домам, кое-кто еще продолжал праздновать, и их смех и веселые голоса доставили Бенедику странное удовольствие. Кроме того, пища была удивительно вкусна, а рядом, согревая его лучезарной улыбкой, сидела Ноэль.
Постепенно мрачное настроение рыцаря исчезло. Пожалуй, к такому благодушному времяпрепровождению можно и привыкнуть, вдруг подумал он, но тут же отмел предательскую мысль.