Но Хоуп заерзала в чужих руках, протянула к матери пухлую ручку, ее личико сморщилось.
— Ма-ма! — зарыдала она.
Что может быть хуже, чем ребенок, который в рыданиях зовет тебя. На Уитни накатило чувство вины.
— О, нет! — Руки сами потянулись забрать Хоуп.
— Все будет нормально, — сказала няня, бодрая, как стюардесса во время турбулентности, и Уитни, как ей ни хотелось, не протянула руки навстречу дочери.
— Ты записала, куда звонить в случае чрезвычайных ситуаций?
— Ага.
— И помни, что у нее может быть аллергия на орехи, поэтому мы их избегаем.
— Ага.
— И ты умеешь оказывать первую помощь младенцам?
— Даже сертификат есть, — успокоила ее девушка. — Не волнуйтесь! Просто идите и хорошенько побалуйте себя!
В такси у Уитни начали потеть ноги. Чтобы проветрить пятки, но не вставать при этом на пыльный пол салона, она сдвинула туфли так, что те болтались на кончиках пальцев. Она сняла одну туфлю, притворившись, будто рассматривает ее, а сама тайком понюхала, пока водитель рассказывал ей о том, как долго он пробыл в Соединенных Штатах (девятнадцать лет), что изучают его дети (дочка пошла в медицинский, а сын еще не определился). Стелька пахла застарелой кислятиной оттого, что ее ноги уже не раз потели в этих туфлях.
Уитни попросила водителя высадить ее у обувного. Несмотря на то что до назначенного времени оставалось всего несколько минут (а когда ваш ребенок на попечении няни, буквально каждая минута на счету), она примерила туфли седьмого размера, бежевого цвета и на каблуке. Материал приятно холодил кожу, источая назойливый аромат новой обуви, поэтому она купила эти туфли, спрятав старые в сумочку. Затем прошла оставшийся квартал до отеля «Уиндом» на углу Восточной сорок седьмой улицы и Второй авеню в неразношенных туфлях, чувствуя, как на пятке вздуется волдырь, но не сейчас, не сегодня.
В отеле недавно провели реконструкцию, и здесь открылся, если верить интернет-изданиям, один из лучших спа-салонов в районе, хотя пока не так много людей знали об этом. Уитни прошла через вращающуюся дверь в тихое фойе. Слева стойка администратора, справа вход в спа. Она посмотрела номер комнаты на своем телефоне и поднялась на лифте.
На восьмом этаже Уитни направилась к номеру 811. Каблуки оставляли следы на ковре в коридоре. Перед тем как постучать, она помедлила. Еще не поздно развернуться и сбежать, оставив все только в мечтах, с чистой совестью встретить Гранта, когда тот придет вечером домой. Позволить мужу прижаться к ней в темноте после того, как Хоуп уснет, и попытаться в течение нескольких бесконечно долгих минут довести ее до оргазма, как будто она предмет мебели, который он пытается собрать, а чертова инструкция написана непонятным языком. Снова сказать ему, что она не может кончить, но волноваться не о чем. Позволить ему дергаться на ней, глаза у обоих будут открыты. О чем думал в этот момент Грант, никому не ведомо, но Уитни мечтала о мужчине, ожидавшем ее в номере 811.
Она постучала. Кристофер открыл и посмотрел на нее так, будто она уже сбросила одежду.
— Я не знал, придешь ли ты, — сказал он, и его губы растянулись в улыбке.
Комната за него спиной была красивой, но не экстравагантной. На одеяле виднелась складка в том месте, где он сидел, пока ждал ее.
— Я тоже. — Голос звучал по-девичьи тихо.
Интересно, перестала ли Хоуп звать маму. После той встречи прогулочной группы, когда Грант своей жесткостью поставил ее в неловкое положение, Уитни запостила в «Инстаграме» фотографию себя и Хоуп за пианино Гвен и получила в директ сообщение: «Как вижу, вы сегодня посетили музей». Сообщение было подписано — «Экспонат». Ее сердце бешено заколотилось. И внутри что-то рухнуло. Она ответила на сообщение.
— Не стоило мне приходить, — сказала она Кристоферу, а тот протянул руку и уцепился за ремень на ее талии.
— Уит, давай пропустим часть, — сказал он, — где нам приходится убеждать друг друга. Мы уже всё знаем.
Она кивнула, сделала шаг вперед и последовала за Кристофером внутрь.
Глава двенадцатая
На выходных Клэр села написать что-нибудь красивое и откровенное. Она выключила телефон и оставила его в ванной. Затем посмотрела на себя в зеркало.
— Перестань быть пустым местом, — велела она своему отражению. И даже зажгла гребаную свечу.
А потом уселась на полу с гитарой. Она собиралась думать о жизни, копая Гранд-каньон в глубинах души. Трепещущая свеча навеяла какую-то мысль, ей пришла в голову идея о тлеющих угольках в декабре (в них еще теплится огонек, несмотря на все сожаления); целых полчаса она пыталась облечь образ в музыку, прежде чем поняла, что выходит сентиментальная чушь. И вообще, угли не испытывают сожаления. Клэр не могла очеловечить их. Она же не в «Пиксар» работает.