– Детка моя, да что ты говоришь? – ахнула мама и прижала Алину к себе. – Перестань, я тебя люблю и никогда не брошу.
– Знаю. – Алина ткнулась носом в теплый живот, вдохнула знакомую смесь молока и детского крема. Взрослеть было отвратительно, и Алина обеими руками держалась за мамин фланелевый подол.
Папа старше мамы на четыре года, маме – сорок шесть, значит, папе пятьдесят. Вот черт! Тоже пятьдесят… Алина судорожно обкусывала ноготь. Фотографий папиных нет, ни одной, проверить ничего нельзя. Но если ее подозрения верны, то она, Алина, как бы это сказать… порченая. С гнилой кровью, которую надо вылить всю, продырявив кожу и вены. Но разве такое возможно?
Алина открыла браузер и в строке поисковика набрала:
Хасс Павел Петрович дочь
Застыла, поглаживая клавиши ноутбука. А хочет ли она знать? Папа – это веселый крепыш с льняными волосами, мягкими ладонями и морщинками у губ. По утрам он варит вкусную кашу и поднимает гантели. Еще у папы есть кисет с пахучим табаком, про который он говорит трофейный, и собака. У собаки длинные уши и жесткий хвост. Собака подает лапу добрым людям и лает на чужих. Собака лает, а не папа. И клыки со слюной и кровью – это вовсе не про него.
Плюк! В окошке соцсети повисло новое сообщение.
Игорь. Как ты добралась?
Алина. Нормально.
Игорь. Прости, пожалуйста. У меня строгий отец. Иногда я его ненавижу.
Алина. Ладно. У меня строгая мать, и я знаю, что такое ненависть.
Игорь. Вечером, говорят, опять на кого-то напали. Если бы на тебя, я бы умер.
Алина. Хах. Я умерла бы раньше. И, кстати, я растеряла твой букет.
Игорь. Я подарю тебе новый.
Алина крупно заколотилась, выдохнула в самый экран:
– Подари.
Снова открыла поисковик. «Хасс Павел Петрович дочь» – поддразнил он и замигал рекламой.
– Да пошел ты, – сказала ему Алина и нажала кнопку «Найти».
Глава 5
История стекла
Платье с шелестом легло на пол. Я прикрыл глаза и наступил на него босой ногой – словно вошел в озерную волну. Мария взяла мою руку так по-детски, за указательный палец, и положила себе на грудь. Пальцы сжались, и мне привиделся бутон большого цветка с туго собранными лепестками. Горячие губы скользнули вдоль ключицы, коснулись шеи, подбородка, шепнули «Мой». Я хотел ответить, но не смог – захлебнулся запахом пряной кожи. Там был сочный шиповник, что пылится на солнце в июле, и полынь там была, и болотный дурман. Голова кружилась, хотелось скорее, скорее, но я лишь терся о влажное плечо и прижимался животом к животу.
Потом шла война, без крови и ран, но с яростью и коротким криком. Волосы наши сливались, путались, лезли в рот. Ныли колени и бедра, вдоль позвоночника выступала соль. Мария ныряла под меня, угрем выкручивалась обратно, жалила языком. Мир рушился и строился заново – до той самой точки, за которой наступила тишина.
– Знаешь, – сказала Мария из этой тишины, – у тебя красивый пупок.
Я засмеялся и стряхнул с себя ее руку.
– Вот еще! – Рука вернулась и медленно поползла вниз.
– Нет, – отрезал я, – сейчас дядя Бичо, а это в другой раз.
Полгода назад, в апреле я забежал по делу на старые верфи – сомнительный райончик у реки. Типы там шастали мутные, и я на них особенно не пялился, мало ли что. Но один подвысохший стручок держал за воротник девчонку чуть старше меня, чернявую, с ярким ртом. И все бы ничего – и стручок был приличный с виду, и за плащ он цеплялся мягко, без напора, но девчонка его боялась. Я сразу это понял, как только посмотрел ей в глаза.
– Вино хорошее, французское, – говорил стручок, – тебе понравится.
Она пыталась улыбнуться, но губы ее кривились, и грудь тяжело ходила под плащом. Задрав брови домиком, мол, маленький и глупый, я ахнул и бросился к ним:
– Ирка, вот ты где! Батя обыскался, с ремнем по дому скачет. Завтра в школу, а ты шляешься…
Нехитрый прием сработал – стручок отпустил воротник, ссутулился.
– Дрянь малолетняя, – пробубнил, – под срок бы подвела.
Когда стручковая спина свернула за угол, девчонка толкнула меня в плечо и заорала:
– Да кто тебя просил?!
– Ну вот, – усмехнулся я, – пропал мужик твоей мечты.
– Дурак, – процедила она, – мечта моя – долг отдать, а этот денег обещал, много.
Получалось скверно. Девчонка заработать хотела, а я ей клиента спугнул. Вот только не похожа она была на работящую. Обычная девчонка, хоть и красивая. Губы полные – такие, что в животе тянет, и кожа с бронзой, и глаза… емкие, цвета июльского щавеля.