— Конечно, удивительно. Такая узенькая дорожка, движение двустороннее, а никто ни с кем не сталкивается.
— Это потому, что ты сравнил наше движение с дорожным движением у людей. У вас и дороги широкие, и знаки стоят, а все равно вы сталкиваетесь, верно?
— Откуда это тебе известно? — разинул рот я.
— Ну как же мне не знать… Все, кого ты тут видишь, — мы же не просто муравьи. Мы ведем свое происхождение от человеческого рода.
Это уже был какой-то бредовый сон.
— Да неужели? Может, нас из одной глины лепили?
Рыжий муравей ничего мне не ответил. И вдруг остановил худого поджарого муравья, который старательно тащил какую-то травинку.
— Уважаемый Предводитель, разрешите мне до заката солнца кое-что объяснить этому человеку.
Поджарый муравей выпустил травинку и быстро ответил:
— Разрешаю тебе, мудрец. Такая встреча не часто случается. Не скрывай ничего. Что есть, то и говори. Кому еще и сказать, как не человеку.
Он произнес это, взвалил на себя травинку и пустился в путь.
Как странно. Я, конечно, не думал, что их предводитель будет сидеть в мягком кресле, но, по крайней мере, полагал я, он должен находиться где-то в центре муравейника и хотя бы считать, кто сколько былинок притащил.
И снова заговорил рыжий мудрец:
— Ты не поверил мне… Но все-таки выслушай меня, может быть, я сумею тебе объяснить. Дело в том (возможно, ты это и раньше подозревал), что мы — создания разума. Мы произошли из той части разума, которой люди при жизни не пользовались, из их нераскрытых возможностей. Теперь эти люди умерли, ушли из жизни. А мы существуем дальше. Когда мы были людьми, мы вечно вредили друг другу, завидовали, ошибались — ну, в общем, жили как все. А теперь, когда мы стали муравьями, у нас появилась возможность жить иначе. Теперь мы живем по другим законам.
— А почему же ты тогда не говоришь на человеческом языке? — спросил я его.
— Человеческий язык — это условность. Язык любого живого существа — это язык сердца. И все языки основаны на чувствах. Главное — понимать суть. Человек тоже недалек от языка сердца. Но он так озабочен! И давно уже верит не своему сердцу, а звукам, которые он слышит.
— И чем же это мы, люди так озабочены, по-твоему? — спросил я.
— Ну, допустим, всякой официальщиной, формальностями, канцелярщиной. Или я не прав?
Я не знал, что ответить, и пожал плечами.
— И вот что особенно печально: если вовремя не разбудить, не использовать спящие зоны разума, они потом не восстанавливаются.
Что я мог ему ответить! Я не мудрец, чтобы решать такие проблемы. Откуда мне все это знать? Да, а откуда он-то все это знает? Может быть, этот муравей ведет свое происхождение от какого-нибудь знаменитого мудреца? Но что-то я не слыхал, чтобы в нашем кишлаке жили когда-нибудь большие философы и мудрецы.
Осторожно я стал расспрашивать:
— Скажи мне, а откуда у тебя такие мысли?
— Ну как же. Ведь в этой земле похоронены люди, которые когда-то сочиняли великие книги. Да и потом, мы всегда стараемся делиться тем, что знаем.
— А зачем вам это нужно?
— Чтобы понять свои ошибки и заблуждения. И рассказать потом таким, как ты, тем кто отведал однажды райской травки.
— И часто к вам приходят те, кто ее попробовал?
— Нет, — грустно ответил муравей. — Ты знаешь, не часто. Проходят долгие годы, но редко кому удается напасть на эту травку. И то, придя сюда, некоторые верят нам, а некоторые — нет. Но все равно мы стараемся рассказать то, что знаем.
— Скажи мне, пожалуйста, а давно в последний раз был у вас человек, который попробовал райскую травку?
Муравей задумался.
— В прошлом году приходил тут один…Муминбек Отчаянный.
Я вспомнил этого человека. Муминбек был сумасшедший. И я сказал об этом муравью.
— Почему ты так считаешь? Ведь стоит тебе сказать людям, что ты понял муравьиный язык, и тебя тоже станут считать помешанным.
И вдруг я припомнил, что Муминбек никому не давал убивать насекомых. «Они — тоже божьи создания! Не смейте их трогать!» — говорил он. И тогда я почему-то вдруг поверил муравью, понял его правоту. О чем бы еще спросить его? Появилось ощущение, что сейчас мне приоткроется завеса над чем-то необыкновенным.
— А скажи мне, как же все-таки выглядит тот, другой мир?
— Но никакого другого мира нет.
— Может быть, и ада нет? И рая тоже?
— Конечно, нет. Все это глупости.
— Что же получается? Значит, ты — атеист? Может быть, скажешь, и бога нет?
— Конечно, его нет. Есть мироздание. И нет ничего более непостижимого, чем силы мироздания.