Кэл присаживается рядом со мной.
– Что случилось? – спрашивает он с искренностью, переплетенной с сарказмом.
– Не знаю, Кэл. Что случилось? – с сарказмом спрашиваю я.
– В чем дело? Не похоже, что ты будешь скучать по мне, – он целует меня в плечо одним из тех поцелуев, которые могут заставить меня простить ему что угодно. – Знаю, но я буду скучать. Совсем немного.
Последние слова Кэл произносит игриво. Я смотрю, как он надевает пальто, затем берет свою сумку с вещами. Я могла бы практически пересказать эту сцену по памяти.
– Проводи меня до двери, – просит он, выходя из спальни.
Я начинаю укутываться в простынь.
– Оставь простынь. Пожалуйста, – Кэл улыбается с таким блеском в глазах, по которому я скучала.
Я чувствую, как начинаю краснеть, но слушаюсь его. Выхожу за дверь, которую он придерживает для меня, и весело закатываю глаза. Через мгновение я чувствую, как он шлепает меня по заду.
– Кэл! – кричу я, потирая свою саднящую задницу.
Я должна была предвидеть это.
Когда мы доходим до входной двери, я скрещиваю руки, так как начала замерзать, ведь стою без одежды.
– Не позднее четверга, – гримасничаю я.
– Посмотрим, что мне удастся сделать, – расплывчато обещает он.
– Ну, надеюсь, увижу тебя, – говорю я, раздраженная отсутствием ответа.
– Перестань гримасничать. У тебя это получается слишком сексуально, когда я ухожу, – произносит Кэл, прежде чем украсть у меня один быстрый поцелуй.
Я быстро закрываю за ним дверь. На нашем этаже только две квартиры, и во второй никто не живет, но я не хотела бы смутить каких-нибудь потенциальных жильцов.
Я прислоняюсь головой к двери. Клянусь, наши отношения как будто маятник или партия в теннис, но только правила устанавливает он. Когда все плохо, все действительно плохо. А когда все хорошо, все очень хорошо. Я одновременно люблю и ненавижу его. Но таков Кэл.
Иногда, даже если ненадолго, он забавный, веселый и открытый, как раньше. А иногда он может быть настоящим подонком, который кажется веселым только самому себе. Когда я впервые увидела его, я подумала, что он загадочный. Теперь я пытаюсь вспомнить, был ли он в таком же дурном настроении, когда мы встретились, или я просто ослепла от того, что он выглядел так хорошо и беззаботно.
Глава 4
30 апреля 2008 года
– Да ты приоделась, – дразнит меня Хилари, моя соседка по комнате, пока я заплетаю французскую косу.
– Ну, он сказал, что мы немного повеселимся, так что я решила одеться повседневно, – защищаюсь я, ссылаясь на свитер и синие джинсы.
Конечно, она думает, что лучше бы надеть мало что прикрывающую юбку и облегающую блузку, именно так она одевается на свидания.
Мы с Хилари как день и ночь. Она – высокая статная блондинка. Ну, когда красится в свой натуральный цвет. Однажды я тоже была блондинкой, не очень удачный эксперимент. Обычно я брюнетка, а мой рост едва дотягивает до 165 см и это с каблуками. Я могу провести всю ночь за книгой или просмотром телевизора, а Хилари и слышать об этом не хочет, она много раз вытягивала меня с работы, чтобы тусить где-нибудь всю ночь.
Я не могу её винить. Мы обе выросли в небольших городках в штате Мичиган, но наше детство не могло быть таким похожим. Отец Хилари – широко известный священник, он держал её с сестрами в ежовых рукавицах. Она говорит, что мать не особо пыталась ему как-то помешать.
Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было три, так что я не могу позволить себе жаловаться на чрезмерную заботу отца или на слишком робкую мать. Моя тетя Рейвен воспитала меня и довела до совершенства родительский баланс между дисциплиной и свободой, что не так уж и плохо для женщины, которая никогда не хотела детей.
Думаю, иметь такого отца, который никогда не позволил бы пойти дочке в школу танцев, означает только то, что дочь будет компенсировать потерянное время, наслаждаясь утраченной свободой. Где-то в глубине души я восхищаюсь независимостью Хилари. Она никогда не позволяет чему-нибудь сломать её и делает то, что хочет, несмотря на мнение других. Она перекрашивала свои длинные волнистые волосы в различные цвета больше раз, чем я могу сосчитать, и она единственная из моих знакомых, кто носит фиолетовые и зеленые контактные линзы поверх своих великолепных детских голубых глаз. Иногда я задаюсь вопросом, нет ли у неё биполярного расстройства.
– Может, когда он сказал «веселиться», он имел в виду именно это, – смеётся Хилари.
Я смотрю на неё и тоже смеюсь.