Ну, думала я, ну. Могло быть хуже. Я могла бы, как это принято среди российских женщин, влюбиться в волосатого грузинского мужика, разрушить семью и существовать от отпуска до отпуска, откладывая каждую свободную копеечку на поездки к нему, пока однажды, в очередной прилёт, он просто не встретит меня в аэропорту. Я могла бы возжелать домик в Тбилиси, продать подмосковную квартиру и вложить всё в руины с текущей сантехникой; умереть от недоумения, так и не поняв специфики местного бизнеса и отношения к собственности. А я всего лишь захотела пхали.
Но к концу рыночного ряда я уже думала, что волосатый мужик не так разрушителен для психики, как вот это вот всё. В одном из переулков даже играли на контрабасе.
Шпинат, кинза и чеснок. Орешки. Остальное было.
Домой пришла, как ощипанная птица – шокированная, но спасибо, что живая. Трясущимися руками бросилась варить кофе, ошпаривать шпинат, измельчать орехи и разыскивать пестик, чтобы размять чеснок. Когда нашла, оказалось это преждевременно – то, что я купила в качестве чеснока, было шампиньонами.
Ну, понимаете.
Я тыкала пальцем в коробочки с круглыми белыми головками и мягко, но настойчиво просила «шум», как его тут принято называть. Продавец некоторое время сопротивлялся, но в конце концов продал. Лёгкую его непонятливость списала на то, что я-то принимала стимуляторы, а он нет. А дома выяснилось, что я уломала его на грибочки. Ну а что, тоже круглые и белые, всякий ошибётся. Пришлось дополнительно сбегать в соседний магазин.
Говорю же, хорошие колёса.
И вот, после позора, мук и грязи – пхали. Шпинат слабо просматривается среди орехов, с острым я переборщила. Но город меж тем затихает, шабат укрывает его тяжёлым плотным одеялом, которое гасит шум, суету, тревогу, страхи, раздражение и растерянность; вместо них в окнах зажигаются свечи. Всех отпустило. Человек, в сущности, может быть очень храбрым, если правильно подобрать препараты и в конце пообещать покой.
В кафешке, где я бываю с первых приездов в Тель-Авив, подали на десерт финиковые шарики, и у них вдруг оказался совершенно однозначный вкус тех коричневых пряников с белой глазурью, которые продавали на развес всё моё детство. Не пересказать, какое это сложное переживание, когда незнакомая еда присылает тебе известные сигналы. Хочется устроить им очную ставку и допросить обоих: кто из вас врёт? какие цели вы преследуете? кто ещё с вами в банде?
Один из тель-авивских магазинчиков, эксплуатирующих пищевую ностальгию, называется «Маленькая Россия», и я ничего не могу поделать с собой – каждый божий раз надеюсь открыть дверь и сразу упасть лицом в снежок, а вокруг чтобы маленькое бесконечное поле, маленькое ледяное небо и маленькая вечная тоска. Но там опять только шоколад «Алёнка» и тульские пряники.
Муж уехал, оставив мне полный холодильник, и я потихоньку проедаю в нём ходы, но не рискую слишком углубляться – что на поверхности, то и беру. Поэтому в первые дни питалась арбузом, потом почти неделю были персики, а вчера доелась до клубники, которая стояла у задней стенки. И это пока только первая полка.
Перед субботой решила пополнить запасы творожков и отправилась в «Кофикс», попутно открыв для себя способ не накупить сгоряча мусорной еды: надо всего лишь купить мусорной еды заранее и с утра случайно съесть целую плитку скверного молочного шоколада, тогда в магазин придёшь с лёгкой, но отчётливой тошнотой, не позволяющей даже смотреть на сладкое. Правда, есть опасность импульсивно цапнуть котлетки неизвестного генезиса и вечером вспомнить вкус замороженных полуфабрикатов. Странная пища, побуждающая обдумать, зачем так жить, чтобы это есть.
Потом пошла выгуливать белые кеды, уродливые, как ортопедические котурны – года три назад о таких мечтали четырнадцатилетние девочки с рабочих окраин. Я-то никогда не была четырнадцатилетней девочкой, по крайней мере, не знаю о себе ничего подобного, поэтому непережитые мечты настигают меня, как желания беременных – внезапно и непобедимо. У меня с ранних пор есть дефект памяти, я не помню своего детства, да и всё остальное стирается в течение двух-трёх лет. Я, конечно, записываю, но прошлое всё равно состоит из редких крупных планов, в которые, как правило, не попадает ничего конкретного: какие-то солнечные пятна, цветущие деревья, вьющиеся тёмные волосы не помню какого мужика, прозрачное зеленоватое море, поцелуй. Океан, звуки порта, ручей в овраге, лиловые часики и кукушкины слёзки, свет в стакане воды, поцелуй. Кот, обнимающий меня за шею, улыбчивый ребёнок, театральная помадка с цукатами, рисунок липовой кроны в солнечный день, мужская кисть с длинными пальцами, я тону в Черном море, мёд и лимоны на кухонном столе, иерусалимский камень, поцелуй. Остальное всё забыла, простите меня, ничего более нельзя выжать и конвертировать в слова и опыт. Поэтому люди живут, а я как-то нет.