- Я донесу тебя на руках.
Он галантно распахнул перед ней дверь, когда они выходили из служебного входа. Подвёл, придерживая за руку, к роскошному кабриолету. Это поражало, никто раньше так не обходился с ней.
Маленький ресторан, ценившийся богатыми горожанами за уютную атмосферу, великолепно приготовленные блюда и вышколенный персонал. Безупречный дизайн ар-деко, сочетающий изысканность модерна и симметричность классицизма. Арочный вход с полуколоннами, из центра которого свисали массивные, круглые часы в бронзовом обрамлении. Строгие, линейные формы отделанных жёлто-розовым мрамором стен с геометрическим орнаментом, наборный паркет. Весь интерьер, оконные рамы, подоконники, балюстрады второго этажа из резного, полированного красного дерева. Маленькие круглые столики и кресла в розовато-голубой гамме. Живописные потолочные плафоны с позолотой. Светильники, представляющие собой каскад широких, плоских колец из тонкой бронзы, с плафонами в виде маленьких ночничков с оранжевыми абажурами. Высокий камин из резного терракотового камня.
Ирэн никогда не бывала здесь. Для неё, певички, мужчины предпочитали что-то более простое, дешёвое и доступное. Так же, как они оценивали её. Эдвард оценил значительно выше.
Он сел напротив, подождал, когда официант разольёт вино. И о чём-то задумался, скрестив руки перед собой.
- Ирэн, почему ты поёшь у этого козла? - грубо спросил он.
- Каваллини - директор и режиссёр этого театра. Где же я могу петь? - удивилась она резкой перемене его настроения.
- Перейди в другой театр. Нельзя тратить свой потрясающий талант на такое убожество. Каваллини - извращенец. Такой матерщины я нигде раньше не слышал. Это не искусство.
- Эдвард, ты какой-то странный, - покачала она головой. - Если я уйду из этого театра, больше нигде не смогу петь. Только в кабаках. Он позаботится об этом. Странно, как ты отзываешься о лучшем друге, - чуть усмехнулась она.
- О друге? - он коротко и зло рассмеялся. Откинулся на спинку кресла, сжав губы, о чем-то задумался. - После клиники я поменял круг друзей, - объяснил он.
- Я заметила, ты, и сам сильно изменился.
- Надеюсь, не в самую худшую сторону.
- Безусловно. Ты стал такой мужественный. Раньше ты выглядел иначе, манерным, скользким. Извини. Сейчас вся труппа Каваллини из таких, - с горечью произнесла она. - И все попадают в его труппу не просто так.
Он усмехнулся, пригубил вина.
- Но ты же поёшь там? - возразил он.
- Я и раньше пела, поэтому он оставил меня. Но я была примой, а теперь пара арий в третьем акте.
- Ирэн, а зачем ты вообще переехала сюда? С твоим божественным голосом и головокружительной внешностью ты блистала бы везде! - бросил он раздражённо. - Райзен тебе обещал тоже свободу от ханжеской морали? Вот ты её получила в виде Каваллини, который услаждает слух матерщиной, а взор - голыми жопами и членами своих любимцев. Все логично.
- Почему ты так жесток? - она страдальчески всхлипнула, опустив голову. - Да, я ошиблась. Я же не знала, что так будет. Мне надоело постоянно выслушивать, что я не так пою, не так одеваюсь, не так стою на сцене. Я хотела свободы, чтобы просто петь, как хочу. Неужели это так плохо?
- Да не плохо, конечно. Просто надо было понимать, что у всего есть обратная сторона. И за подобную свободу придётся заплатить. Прости, Ирэн. Я не хотел тебя обижать, - он взял её за руку, нежно погладил. - Я постараюсь тебе помочь. Обещаю.
- Как ты мне поможешь? - пробормотала она с горечью. - Убьёшь Каваллини?
- Ну не в прямом смысле, - усмехнулся он загадочно.
- Я думаю, не стоит. Ты можешь серьёзно за это поплатиться. И ради кого? Какой-то второсортной певички. Ты не забыл, Каваллини - лучший друг Райзена.
Он усмехнулся, опершись рукой о подбородок, о чем-то глубоко задумался.
- Ирэн, ты думаешь, я хочу тебя в постель затащить, поэтому красуюсь? - спросил он, наконец. - Пытаюсь впечатление произвести? Нет, ты мне нравишься. Очень. И ты вовсе не второсортная певица, а очень талантливая. Но дело не в этом. Дело в принципе.
- Почему тебя это так стало задевать? Раньше тебя это совершенно не интересовало.
Он вытащил портсигар, закурил, обдумывая ответ поубедительней.
- В клинике я понял многое. Переосмыслил свою бессмысленную жизнь, в которой есть такое убожестве, как Каваллини. И вычеркнул из своей жизни.
- А он о тебе вспоминает постоянно. Ставит в пример твой безупречный вкус, поскольку ты был в восторге от его искусства, - в её голосе ощущалось ирония.
Фрэнк не обиделся, а рассмеялся.
- Он будет сильно разочарован.
- А чем ты сейчас занимаешься, Эдвард?
- Хочу кое-что сделать на заводе дяди. У него отличные тачки, дешёвые, надёжные. Но очень скучные. Хочу сделать спорткар с хорошими ходовыми качествами, новым движком, революционным дизайном. Что-то лёгкое, стремительное, мощное, чтобы глаз радовало. Если удастся, выступлю на этой машине в ралли.