«Боже, малышка моя, как я мог тебя бросить! Почему я тебя не уберёг?!» — пронзала мысль, заставляя сжиматься от боли сердце. Редкие прохожие испуганно останавливались, когда мимо них проносилась стрела, в полутьме казавшаяся чёрной. Тихоходные машины, услышав визг тормозов, робко прибивались к тротуару, чтобы пропустить обезумевшего гонщика. Он вспомнил, что хотел подарить на свадьбу Ирэн белый Форд «Шелби», его специально изготовили на заводе с её именем вместо номера.
Пару дней назад Фрэнк осматривал красавец-автомобиль, изысканные, плавные линии кузова, мягкие сиденья из дорогой, белой кожи, позолоченная решётка радиатора. Эта чудо-машина, в которую он вложил столько своих чувств, не дождётся хозяйки. Резко затормозил, и лбом прижался к рулю, ощущая, что сейчас разрыдается от отчаянья и тоски. Наконец, услышал пиканье своего хронометра, притормозив около таблички с названием улицы, и помчался к цели своего путешествия.
Выпрыгнув из машины, бросился со всех ног наверх по лестнице, ощущая, что сердце сейчас выскочит из груди. На третьем этаже, постучал в дверь, которая распахнулась от удара. Фрэнк проскользнул внутрь, никого не встретив. Обошёл комнаты и с ужасом увидел Ирэн. Она лежала на кровати, а в груди торчал нож по самую рукоятку. Бросившись к ней, прижал ухо к груди, и где-то в самой глубине вдруг услышал тихий, слабый стук. Трясущимися руками вытащил нож, заметив в отчаянье, что кровь уже перестала вытекать из раны. Но собрал всю силу воли в комок и сделал укол сыворотки. Надежда оставила его, и без сил он опустился на колени рядом.
Эти минуты показались ему вечностью. Он слышал только, как в висках стучала кровь. А в голове вертелась фраза, сказанная грубым, незнакомым голосом: «Мистер Кармайкл, Ирэн у нас. Если вы не хотите, чтобы она пострадала, завтра в шесть утра вы должны приехать по адресу и привезти пятьсот тысяч. Положите их в саквояж. Вы поняли? И никаких копов. Никто не должен знать».
Им не нужны были деньги.
— Так, это что такое? — услышал он голос, заставивший вздрогнуть.
На пороге стоял копы, держа его на мушке.
— Черт возьми. Быстро встать!
Один из копов, резким движением защёлкнул наручники. Обыскав, вытащил документы и повёл к двери. Фрэнк, сделав шаг, споткнулся. Удар раздавил, оглушил и поверг в пучину тупой, ноющей боли. На секунду он задержался в дверях, бросил последний, тоскливый взгляд на Ирэн, ему показалось, что её щеки чуть заметно порозовели. Коп грубо толкнул его в спину, но Фрэнк, не обращая внимания, бросился к кровати, с надеждой вглядываясь в лицо. Не веря своему счастью, увидел, что она вздохнула, открыла глаза, и села. Расплывшись в глупой улыбке, он сел рядом и спросил:
— Как ты, милая?
— Замечательно, — пролепетала она слабо. — Что случилось? — воскликнула обеспокоенно, увидев наручники.
— Арестовали. За убийство. Тебя, видимо, — весело ответил он, и, взглянув на оцепеневшего копа, добавил: — Лейтенант, может, снимите с меня браслеты? Я никуда не убегу. Обещаю.
— Мистер Кармайкл, — произнёс коп уже более дружелюбно. — Вам все-таки придётся проехать в участок с нами. Рассказать, что здесь произошло.
Они возвращались домой, и Фрэнк не мог на секунду отвести взгляд от Ирэн, крепко прижимая её к себе, и ощущая невероятное облегчение. Старуху-смерть удалось обхитрить.
— Извини меня, что я тебя бросил, — прошептал он, крепче прижимая к себе. — Я простить себе этого не могу. Идиот.
— Это я виновата, — возразила она смущённо. — Прогнала тебя.
— Почему?
Она замешкалась, кусая губы.
— Я получила письмо, — медленно проговорила она. — Когда вернулась в гримёрку, оно лежало на столике. Там были фотографии.
— Фотографии? — удивился он. — Чьи?
— Тебя и Камиллы. Было написано, что она твоя любовница и приложены фотографии. Очень откровенные. Я разозлилась. Пойми, накануне нашей свадьбы! Я прочла, что ты поддерживаешь с ней отношения. Там были такие подробности…
— Ясно, — перебил зло Фрэнк. — Ирэн, это было всего один раз. До того, как я понял, что люблю тебя. Не знаю, кто нас снимал, но догадываюсь, кто прислал тебе письмо.
— Ты думаешь, это сделала Камилла?
— Вряд ли. Думаю, что Райзен. Он очень ревнив.
Ирэн чуть смутилась.
— Ты знаешь об этом?
— Да, знаю. И мне все равно. И думать не хочу, кому ты принадлежала раньше. Но вот он… Я все время отбираю у него то, что принадлежит ему. Или принадлежало. Все время мешаю. Ты любила его?
— Наверно, — ответила она тихо. — Он казался мне необыкновенным человеком. Умным, рассудительным. Главное, надёжным, рационально мыслящим. Я была безумно счастлива, когда он обратил на меня внимание.
— И что же случилось?
— Это все так глупо, — смутилась она. — Хорошо, я расскажу. Я забеременела. Он разозлился и приказал мне сделать аборт. Он совершенно ничем не хочет себя обременять. Дети — это ужасно. Он всегда так брезгливо говорил о них, маленькие, копошащиеся комочки, лишённые разума. Кричат, плачут, пачкают пелёнки.
— Если бы все как он рассуждали, человечество вымерло. Человек он разумный. Бред.
— Я отказалась, — продолжила она печально.
— Правда? — обрадовался он. — У тебя есть ребёнок? Где? Ты сдала его в приют? Послушай, Ирэн, мы возьмём его, и я усыновлю.
— Ребёнка никакого нет. И не будет никогда. Ты должен об этом знать тоже.
— Ирэн, что произошло, объясни меня, пожалуйста, — попросил он жёстко. — Хочу знать все.
— Меня подстерегли, когда я возвращалась домой, из театра. Избили. Очень сильно, — через силу, глухо произнесла. — Попала в больницу, потеряла ребёнка. У меня было внутреннее кровотечение. Он не пришёл. Ни разу. Хотя, зачем? Я его больше не интересовала. Не согласилась выполнить его приказ.
— Ты думаешь, это он организовал? — спросил Фрэнк, помрачнев.
— Я не могу сказать точно. Но били меня именно в живот, — добавила она, и в глазах собрались слезы, побежав по щекам.
Он сжал её в объятьях, стал нежно гладить по волосам, по спине, мягко касаясь губами кожи.
— Нет, я все-таки его убью! Обещаю. Он за все заплатит.
— Ты не сможешь, — сквозь слезы прошептала она.
Его губы тронула злая усмешка.
— Почему ты так думаешь? Моральные принципы не позволят? — саркастически спросил он. — Позволят. Ещё как. Нет у меня никаких принципов. Когда дело касается его. Мерзавец. Безжалостный подонок.
— Милый, я должна тебе это сказать. Он бессмертен, — быстро сказала Ирэн, напряжённо вглядываясь его лицо. — Поверь мне. Не думай, я не сошла с ума.
— Ирэн, я прекрасно это знаю. Мы ведём сейчас работы по уничтожению камер жизни. И тогда он за все получит. Ничего, котёнок, все будет в порядке! Забудем обо всем! Нам сейчас с тобой надо думать о свадьбе, — добавил он, прижав к себе Ирэн.
— Ты не передумал? — прошептала она.
— Почему это я должен передумать? Я тебе уже подарок приготовил, — с хитрой улыбкой произнёс он. — Надеюсь, тебе понравится.
— Ты пригласишь… его? — тихо спросила Ирэн.
Фрэнк скривился, и, вздохнув, ответил:
— Я должен его пригласить. Прости. Он же друг семьи. И давай договоримся. Ты забудешь навсегда о том, что у тебя было с ним. И второе. Я буду сам отвозить тебя в театр утром, и увозить вечером. Извини, мне придётся, контролировать каждый твой шаг. Пока… Сама понимаешь.
Фрэнк каждое утро отвозил Ирэн в театр, а вечером заезжал за ней. Иногда он оставался на репетиции. Сегодня он тоже сидел в зале, почти на самом последнем ряду, чтобы не смущать Ирэн. Она и Палментери репетировали любовную сцену в «Тоске». Режиссёр Оливер Перкинс, плотный мужчина с тёмным бобриком волос, давал указания. Усы и бородка, обрамлявшие тонкие губы, крупный, крючковатый, с широкими крыльями нос, пронзительные, карие глаза под густыми бровями придавали ему мефистофельский вид. Перкинс отличался вздорным, невыносимым характером, жёстко третировал бедных артистов, но при этом обладал невероятным талантом.