— Приехал тебя навсестить. — честно признался мужчина и искренне посмотрел на неё своими голубыми глазами.
Объяснений было не нужно, слова оказались совершенно лишними. Было понятно, почему Аким приехал к ней, почему так смотрит на девушку. Лилия только в эту минуту так явственно ощутила, что Инга была права. Он влюблён в неё, и Краснову не всё равно где она, что с ней.
Судьба — злая штука. Она, порой, будто издевается над человеком, заставляя сердце любить одного, а в то же время посылает в твою жизнь другого, который без памяти любит тебя самого.
— Хорошо, что приехал. — девушка зарылась носом в букет. — Я же тебе должна экскурсию по Питеру. Помнится, год назад, это было твоё невыраженное до конца желание, а она досталась только Глебу.
— Буду счастлив погулять с тобой. — улыбнулся он в ответ.
Неверова решила попробовать если не стать счастливой самой, то не делать несчастным хотя бы Акима. Нет, отвечать на его чувства она не торопилась, но, в то же время, решила его не отталкивать. Этот мужчина так искренне, так неподдельно переживал за неё, бескорыстно помогал во всём, в чём мог, явно не одобрял поступки Глеба… Он старался что-то делать ради неё. Лиля не могла причинить ему боль в ответ, хотя понимала, что и радость вряд ли принесёт.
Прошло несколько дней. Лиля с Акимом проводили время вместе, гуляя по Северной столице, её улицам и закоулкам, вдвоём изучая историю мест и открывая новые для себя, ходили в музеи, где для Краснова — любителя искусства, останавливалось время, как и для Лилии, которая этим дышала и жила. Именно в музеях, они, будто бы становились одним целым, стирались любые границы, не существовало пространства… Были лишь два человека, растворившиеся в очередной картине или зале, архитектурные формы которого поражали.
Порой, Аким брал девушку за руку и они, завороженные, смотрели в одну и ту же точку, понимая друг друга без слов. А потом, после того, как покидали музей, наперебой делились впечатлениями и взахлёб говорили, перебивая.
Такие походы, безусловно, очень сблизили их, тесно связали, подарили нечто общее.
Когда Неверова в очередной раз делилась эмоциями по поводу посещения нового храма искусства с Ингой, та заметила:
— Видишь, как тебе подходит Аким. Присмотрелась бы. Вы словно две половинки одного целого.
— Гусь… — Лиля смутилась, опустив глаза. — Он очень хороший, добрый…
— Тебя любит. — добавила шатенка.
— Меня любит… — согласилась с данным тезисом девушка. — Но… Для меня он только родная душа, не более того. Я то всё равно люблю Глеба.
— Ну и люби себе. А рядом Аким. Может лёд тронется, рано или поздно. — усмехнулась Стриженова.
— Твой лёд, когда тронется? — перевела тему Лилия. — Сколько можно быть одной?
— Да я и не одна уже… — закатив глаза и блуждая по стенке ими, как бы между прочим, заявила Инга.
— Что? — удивилась, чуть ли не вскочив с дивана, Неверова.
— Так, спокойно, Лилия Владимировна! — засмеялась подруга.
— Ты чего молчишь как Штирлиц? Мне ничего не сказала!
— Да куда мне до твоих страстей то? У меня тихо всё, гладко, по простому. — улыбнулась Стриженова.
Инга никогда не грезила о любви. Внимание от мужского пола доставалось само собой, имелось в наличии чуть ли не с пелёнок. Любой из парней, мужчин, чьё сердце дрогнуло при виде эффектной шатенки, мог бы смело утверждать, что если какой-то новорождённый малыш узрел её, новорождённую, в роддоме, то и тот влюбился.
В детском садике мальчишки дрались за право подарить ей цветок или конфету, в школе — за возможность проводить её до дома, поднести портфель, в университете уже никто не дрался, потому что Стриженова, наконец, научилась управлять ситуацией, но, как известно, парни со всего учебного заведения готовы были в очередь выстраиваться и совершать чудеса по передвижению с места гор, если бы только Инга попросила.
Девушке никогда не хотелось любви, романтики, поцелуев, прогулок под Луной и прочей ерунды. Она не расстраивалась от того, что шли годы, а в её сердце не поселилось светлое чувство ни к одному из мужчин. Все усилия шатенка, как было сказано, направляла на учёбу и подготовку к карьере. В её интересах была самостоятельная жизнь, без помощи безумно любящего её Родиона Сергеевича.
После внезапной смерти жены, погибшей от рук конкурентов, дочь стала единственным родным человеком, оставшимся в его жизни. Стриженов поклялся себе сделать всё, чтобы она была счастлива. Как мужчина, он сильно переживал за дочку — её красота привлекала почти каждого, да и трудно было устоять: наследственность матери, в роду которой были цыганки, сыграла злую шутку, подарив его кровинушке буквально роковую внешность.
Родион Сергеевич стремился оградить Ингу от излишних контактов, хотел повлиять, дав всё необходимое сам, но она не только внешностью, но и характером пошла в предков-цыган. Девушка была из тех, кто мог, не моргнув глазом, исчезнуть в ночи. Потому, взбунтовавшись, дочка сама начала пробивать себе дорогу. Сама выбрала ВУЗ, не советуясь, сама поступила, отлично училась и сдавала экзамены.
Да и все переживания по поводу мужчин были излишни — так решил Стриженов, не услышав ни об одном свидании на протяжении многих лет.
Однако, когда Инга проходила последнюю, преддипломную практику в Эрмитаже, судьба, наконец, свела её с мужчиной, который сумел задеть струны души непокорной красавицы.
С Марком Ипатовым она познакомилась случайно. Девушка шла после трудового дня домой, гуляя по любимому городу, решив зайти в кафе и поужинать там. Внезапно, её внимание привлёк визг тормозов. Один из слишком резвых водителей сбил на дороге бездомную собаку. Стриженова кинулась к месту происшествия, чтобы помочь животному, и, наклонившись к собаке стукнулась лбом о чей-то другой лоб.
Это оказался лоб молодого, перспективного, пластического хирурга Марка Евгеньевича Ипатова, который тоже бросился помочь собаке. Посмеявшись с такого столкновения и познакомившись, молодые люди вместе отвезли пса на такси в ветклинику, где того успешно прооперировали.
Пока Марк и Инга ждали завершения операции, они успели разговориться о жизни. Ипатов оказался очень интересным собеседником, наделённым недюжиным интеллектом. Он не впал в ступор, когда девушка рассказала о своей специальности, с большим удовольствием обсудил с ней несколько течений в искусстве и с интересом расспрашивал о дипломной работе, а так же, о внутреннем устройстве Эрмитажа. При этом, Марк был хорош собой, смел и силён, обладал неплохим чувством юмора.
Стриженовой было с ним просто спокойно. Чувствовалась некая стабильность. Фонтана эмоций, бабочек в животе и ощущения того, что перевернулся мир не случилось, нет, но они начали строить отношения.
Ипатов ухаживал за Ингой соответствующим образом, а она позволяла это делать и быть с собой рядом. Ему первому и единственному была оказана такая честь. Рассказала о своей жизни, своём детстве, погибшей маме, потому что смогла довериться Марку. Он умел слушать и не задавать дурацких вопросов. Был галантен и честен с ней в ответ.
Родители Ипатова тоже были хирургами — отец детским, мама кардиохирургом. А ещё у парня была старшая сестра, которая тоже продолжала врачебную династию, став анастезиологом — одним из лучших в Санкт-Петербурге. Марк же пошёл в перспективную и быстро развивающуюся, денежную отрасль. Умение сотворить новое лицо, грудь, фигуру и прочее нынче очень ценилось, а у Ипатова это неплохо получалось.
До встречи с Ингой у скульптора чужих тел имелось несколько страстных романов, но все они были ни о чём. Быстро разгорались, быстро гасли и ни один из них не был настоящим чувством. При этом, Марку, как и Инге не особо то хотелось любви и романтики. Он, как хирург был прагматиком, а любовь, в списке полезных для жизни вещей не значилась.
Стриженова мгновенно привлекла его внимание. Красивая до звёздочек в глазах, умная, с правильными жизненными ориентирами, из очень хорошей семьи… Такая партия идеально подходила ему — Марку Ипатову. Он понимал, что образцовой женой, вопреки тому, что в её жизни всё было на пять баллов, Инга может и не будет, но при этом, у них мог получиться неплохой брак. Однако, пока что, речь о нём он не заводил.