– Знаешь, жизнь быстротечна,– как всегда, не обращая внимания на хамские излияния Вована сказала Вера.– Мы не знаем, что нас ждет. И, если человек тебе дорог, не теряй напрасно времени. Дорожи каждым днем. Ты и так слишком засиделся в холостяках в ожидании своей суженой, тебе не кажется? Ведь до сих пор, я так понимаю, у тебя ни одна женщина не вызывала каких-либо романтических чувств. Не упусти свое счастье.
– Ты, Ковальская, совсем становишься старой, занудной бабкой. Тоску на меня навела смертную. Но как всегда твоя лишенная всякого смысла болтовня навела меня, человека способного, в отличие от тебя мыслить, причем иногда практически гениально, на нужное решение. Молодец, Ковальская. Пятерка за умение своей глупостью подтолкнуть меня в нужном направлении.
Вера усмехнулась, и на секунду Вован увидел, как промелькнула на ее лице насмешливо-снисходительная улыбка. «Да, что же это такое! Достали вы меня уже со своими улыбками!»– хотелось заорать Вовану в ночную темноту. Но шанс, что его услышит та, кому предназначались эти слова, был равен нулю. Вован встал.
– Вер, мне уехать нужно,– сказал он.– Не карауль меня под дверью моей комнаты. Я все равно не дамся.
– Давай, дерзай. Свобода от обязательств перед другим человеком не так много стоит, как принято считать. И эта свобода не сделает тебя счастливым.– Сказала подруга юности.
– Иди к черту, Ковальская!
На первый звонок никто не открыл. Он позвонил во второй раз. Неужели ее нет? Или просто не хочет открывать? Но уж раз приехал, он все равно не уйдет. Будет звонить и звонить. А вдруг она не одна? Мысль была неприятной, даже внутри, что-то противненько сжалось. «Да, ну и ладно! Подумаешь. Наплевать мне, одна не одна»– пытался убедить сам себя Вован. Но гадкий внутренний голос нахально заявил «Нет, не ладно и не наплевать». «Заткнись!– приказал Вован внутреннему голосу.– Нормально, вот она до чего меня довела, у меня уже раздвоение личности. Может мне не сюда, а к психиатру нужно ехать?». Он разозлился и, уже жалея, что приехал, хотел развернуться и уйти, как вдруг дверь открылась. На пороге в пижаме стояла сонная разлохмаченная Инна. Вован бросился к ней и, подхватив на руки, начал целовать заспанные глаза, губы, лицо. Она обхватила его за шею и засмеялась.
– Почему ты все время ведешь себя не как нормальные люди?
Он пожал плечами, он, правда, не знал. Сейчас он вообще знал только, что вот та кто может сделать его счастливым. Только ему ужасно страшно. Он не привык быть привязан к какой-нибудь из женщин. Он привязан только к матери, но это понятно и к Вере, но она друг, он никогда не рассматривал ее как женщину. Ну, может в самые первые дни знакомства и то несерьезно.
– Что ты здесь делаешь ночью?– спросила Инна.
– Я хотел тебе сказать… – Вован замолчал, он буквально не мог заставить себя сказать о том, что он чувствует.
– И, что ты хотел сказать?– подбодрила его Инна.
– Ну, ты же понимаешь. Чего зря слова на ветер бросать?– попытался отвертеться Вован.
Она покачала головой.
– Нет, не понимаю.
Он жалобно посмотрел на нее.
– Зачем ты заставляешь меня? Ты же видишь, я не могу. Я же приехал, ведь понятно же все и так…– почти заныл он.
– Никто тебя ничего не заставляет. И ничего мне не понятно.– Отрезала она.– Знаешь, Володь, я готова смириться с тем, что ты ведешь себя постоянно как кретин. Что ты хамишь, прикрываясь своим хамством, что бы загородиться от суровой взрослой жизни, в которой нужно вести себя ответственно, а не как полоумный подросток. Но я не готова мириться с твоей трусостью. Когда ты бежишь сам от себя, наложив в штаны со страха, и боишься сказать о том, что чувствуешь. Я не могу себе позволить ждать вечность, пока ты повзрослеешь, и не известно повзрослеешь ли вообще. Знаешь сколько мне лет?
– Восемьдесят четыре?– чуть не плача, от того, что она абсолютно права, а он такой кретин и трус, вновь попытался укрыться за хамством, не способный повзрослеть мужчина.
Она презрительно посмотрела на него.
– Да ладно, пошутил же.– Оттягивая время в надежде, что разговор сам собой перейдет на другую тему примирительно сказал Вован.
– Убирайся.– Сказала Инна.
– Инна…
– Убирайся!– крикнула она и ее кошачьи глаза полыхнули гневом.
– Ну, что, лопух? Неужели так трудно признаться в том, что чувствуешь?
Вера смотрела на приятеля с грустью и раздражением. Ну, что за дурак? Первый раз в жизни испытал сильные чувства к женщине и в кусты. Лучше быть несчастным, чем решиться признаться.