Как и на других кораблях Краснознаменного Балтийского флота, организация службы на эсминце подчинялась решению основной задачи военного корабля – максимальному повышению боевой подготовки. В случае военных действий корабль должен был сопровождать основные силы флота, как в составе малого дивизиона, так и при плавании с большой эскадрой при любом состоянии моря. Эсминец был обязан прикрывать основные силы флота и вести разведку, наносить удары по противнику торпедами, орудиями и глубинными бомбами. В боевые задачи корабля входили также защита коммуникаций и конвоев, противовоздушная оборона, постановка дымовых завес, минных заграждений и противодействие минным заградителям противника, дозорная служба и одиночные рейдовые действия.
Как известно, лишних людей на боевых кораблях не бывает, а вся служба подчинена штатному расписанию. Кают-компания эсминца объединяла нескольких офицеров. И главным среди них был командир корабля, капитан второго ранга Сергей Платонович Малевский. Высокий темноволосый мужчина, худой и поджарый, с серыми глазами, прямым тонким носом и тяжелой челюстью спокойного бульдога внушал подчиненным трепет и благоговение одним своим видом. К нему никто, даже старпом, не обращался иначе, как только официально: «товарищ командир».
Малевский являлся высшей властью для всех, кто служил на эсминце, отвечал за безопасность корабля и его действия перед флотским начальством, а за подготовку и моральное состояние экипажа – перед партийным руководством. За глаза командира называли «наш суровый старик», хотя его возраст еще даже не перевалил за 38 лет. Был Сергей Платонович угрюмым, разговаривал мало, обычно только по делу. Говорили, что он стал нелюдимым, после того, как его бросила жена. Но никто не рисковал тревожить командира расспросами. Для команды было главным, что дело свое капитан корабля знал хорошо, служил на флоте с 17 лет, происходил из семьи потомственных мореходов, отец его, мичман, погиб в сражении на Моонзунде осенью 1917 года.
К команде капитан был требователен, но зря ни к кому никогда не придирался, несправедливости не любил и старался не допускать. И Лебедев очень надеялся на него. Он видел в Малевском потенциального союзника для осуществления своих планов. А союзники в его деле необходимы. Ну не может же он в одиночку изменить ход предстоящей войны, хотя бы относительно роли в ней эсминцев? Конечно, в союзники предстояло взять и собственного отца, служившего при штабе флота в немаленькой должности, но учитывая его характер, даже Малевского, наверное, убедить будет проще.
Глава 3
Для начала Лебедев хотел поговорить со старшим помощником. В отличие от хмурого командира эсминца, старпом, капитан третьего ранга, тридцатипятилетний Валерий Петрович Синицын, напротив, был весел и разговорчив, всегда отпускал шуточки и рассказывал анекдоты офицерам и даже матросам. Его рыжие волосы и усы, круглое лицо с курносым носом и с пухлыми щеками, покрытыми веснушками, всегда выглядело довольным и добродушным, а яркие синие глаза таили улыбку. Он почти не злился и редко кричал на подчиненных. Он слыл «главным управляющим» на корабле. Потому что отвечал за снабжение всем необходимым, за содержание корабля в исправности, а экипажа – в готовности.
Синицын, в силу своей общительности и родственных связей, имел налаженные контакты на берегу со снабженцами, судоремонтниками и с другими очень нужными людьми. Экипаж ценил Валерия Петровича, все его уважали, что помогало ему всегда четко обеспечивать выполнение приказов капитана. А еще Синицын в любой момент мог заменить капитана на мостике, поскольку был опытным мореходом. Он отлично знал корабль, людей на нем и обстановку вокруг, выполняя функцию боевого информационного центра.
Вот с этого человека Лебедев и решил начать деятельность по убеждению флотских в приближении войны и необходимости срочно принимать меры для организации крепкой обороны. И не той обороны, что была организована в прошлый раз в последний момент и кое-как, а настоящей и продуманной, подготовленной заранее. Которая будет эффективной и не приведет к таким трагедиям, как, например, гибель кораблей и множества людей во время эвакуации из Таллина, как уничтожение немцами десантов в Стрельне и Петергофе вместе с танкистами, прорывавшимися на танках КВ по Петергофскому шоссе на помощь десантникам без поддержки пехоты, как разгром вражеской авиацией Бадаевских складов, оставивший город без продовольствия. Да и сам захват куска берега между южной окраиной Петергофа и городом вполне можно предотвратить силами флота. Достаточно установить взаимодействие с сухопутными войсками не тогда, когда клюнет жареный петух и немцы уже надежно окопаются, а заранее, и квадраты на берегу пристрелять флотскими пушками. Особенно те самые места, где будут немцы накапливать силы и ставить свои орудия и опорные пункты.
А нынешний Лебедев прекрасно знал все эти места. Все позиции немцев под Ленинградом были ему хорошо известны. Все годы после войны Александр Евгеньевич тщательно изучал эти вопросы. И он хорошо понимал, что Балтфлот сможет гораздо больше, если им правильно распорядиться, а не запирать в Маркизовой луже своими же минами. Да и город в обороне сможет гораздо лучше держаться, если, например, начать прямо сейчас эвакуацию всего того, что потом захватят и уничтожат немцы в Ленинградской области.
С южного берега Финского залива можно заранее вывезти сельское население, продовольствие и оборудование в относительно безопасные северные пригороды Ленинграда, куда артиллерия немцев не достанет, даже если фашисты займут те же позиции, что и раньше. Можно спасти не только Янтарную комнату, но и все имущество уникальных пригородных дворцов. Да в конце концов, можно спасти огромное количество людей от смерти, если уже сейчас начать эвакуацию всех тех, кто не будет задействован в обороне, например, в безопасную Вологду. Ведь Ленинград в кольце блокады представлял собой по территории и количеству населения целое небольшое государство, которое, теоретически, могло бы прокормиться и согреться само. Вот только не сумело руководство использовать эффективно ни оставшиеся под контролем сельскохозяйственные земли, ни огромные лесные ресурсы, чтобы нормально организовать обогрев жителей элементарными дровами. Что-то делать пытались, но как всегда, получалось кое-как, да и то не в первую блокадную зиму. А по-хорошему, надо бы прямо сейчас делать теплицы в северных пригородах и сажать в них овощи, чтобы снять урожай перед зимой и прокормить население не поставками с Большой земли по Дороге жизни, а своими собственными ресурсами. А те поставки на других участках обороны пригодились бы.
Да и рубежи обороны начинали строить слишком поздно, можно сказать, перед самым носом у врага. И потому не успевали. А если начать строить Лужский рубеж обороны прямо сейчас, не дожидаясь нападения немцев, то и не прорвут его немцы так легко. А если за Лужским построить еще несколько мощных рубежей и опорных пунктов с артиллерией на перекрестках дорог? Тогда вряд ли враги так легко прорвутся к городу. Если и прорвутся, то блокаду замкнуть у них сил уже не хватит, потому что город успеет организовать свою оборону. Вон, на северном направлении финны уперлись в укрепрайоны старой границы и простояли там всю войну.
А если немцев под Ленинградом разгромить, то на северном фланге можно было бы и наступление начать от Ленинграда прямо в тыл немецкой группы армий «Центр», стремящейся к Москве. И тогда можно будет учинить немцам разгром уже в декабре. И не просто отбросить их от Москвы, а разбить военную машину вермахта очень серьезно.
Он знает многое, и планы разгрома противника под Ленинградом в голове имеются. Но как все это осуществить в нынешних условиях, где он всего лишь комсорг на эсминце? Это потом он станет комиссаром, когда выйдет соответствующий приказ. А пока просто штурман и комсорг. Впрочем, это лучше, чем рядовой в окопе. Он может хоть на что-то влиять непосредственно. На то и занимает такую должность, что способен работать с личным составом. А война, это и есть деятельность личного состава, бойцов и их командиров. И Александр Лебедев не сомневался, что сможет мотивировать матросов, старшин и мичманов на победу. Только как вышестоящих командиров убедить? Многие из них строптивы и нерешительны, безынициативны и панически боятся свое, еще более высокое, начальство. Потому и делали многие ошибки, что боялись начальство прогневать. Да и как не бояться, если перед войной прокатилась волна репрессий?