Впрочем, Малевский знал, что оба эсминца должны были развернуться и взять курс на Ханко лишь тогда, когда линкор «Октябрьская революция» достигнет той безопасной зоны, в которой его надежно прикроют от возможных воздушных атак собственные самолеты флота. Потому Сергей Платонович и не удивлялся опозданию «Карла Маркса» и «Энгельса». Ждать, все же, пришлось не слишком долго. Вскоре оба корабля уже подходили к Ханко. На базу эсминцы зашли не просто по прихоти командования, а потому, что каждому из этих кораблей надлежало взять на борт по три десятка морских пехотинцев с вооружением. Из Ханко на Аланды спешно перебрасывалась рота, которая должна была составить там основу для будущего гарнизона. Пока эсминцы грузились и принимали с берега бойцов, Сергей Платонович Малевский позволил себе отдохнуть, вздремнув пару часов.
* * *
Три эсминца ПВО покинули базу на полуострове Ханко ближе к вечеру. Первым шел «Яков Свердлов», за ним следовал «Карл Маркс», а замыкал «Энгельс». Скорость хода поддерживалась достаточно приличная, в двадцать семь узлов. Сидя в радиорубке, радист Павел Березин внимательно слушал эфир. Немцы явно оживились, и радиообмен между ними усилился на всех частотах. По мере приближения к Аландскому архипелагу, этот радиообмен только нарастал.
Уже почти две недели шла война, но таких постоянных шифрованных радиообменов на немецких флотских частотах Березин еще никогда раньше не слышал. Он терялся в догадках, что бы это значило? И, на всякий случай, постоянно докладывал на мостик об активности противника в радиоэфире. Согласно информации, переданной с базы на Моонзунде, получалось, что в сторону Аландов с юга движутся вражеские корабли.
Вскоре и радиолокатор, во время недавней модернизации установленный наверху, высоко над мостиком, на специальной надстройке, пристроенной к фок-мачте эсминца, начал обнаруживать какие-то цели, вращая своей решетчатой антенной. И его оператор, молодой парень, гражданский специалист, назначенный во флот совсем недавно, сидя в аппаратной, уже чертил пеленги целей, выдавая их на мостик, хотя визуально, даже в самые сильные бинокли, пока ничего на горизонте и не просматривалось.
Как назло, ближе к Аландам погода неожиданно начала портиться. Небо затянуло облаками, а горизонт подернулся дымкой, отчего видимость сильно ухудшилась. К тому же, внезапно похолодало, а скоро начало и смеркаться. Вокруг трех эсминцев, идущих кильватерной колонной, сгущались сумерки, да еще и туман начал конденсироваться над водой.
* * *
Каперанг Малевский поднялся на мостик и вглядывался в окуляры бинокля. Туман распластался над водой клочьями. Он мешал обзору, но, к счастью, не превращался в сплошную пелену. Может быть, потому, что с неба начал накрапывать дождик. Эсминец мерно резал спокойную волну, за ним по-прежнему следовали еще два корабля соединения. Ничего пока не происходило, но напряжение висело в воздухе. Это чувствовали даже бойцы-пассажиры, которых перевозили на палубе. Еще совсем недавно они горланили песни и громко смеялись разным шуткам, а теперь почему-то притихли, вглядываясь в сумерки вечера. Вдруг, впередсмотрящий сигнальщик Федя Иванов заорал с марса фок-мачты:
— Вижу дым прямо по курсу!
И глазастый краснофлотец не ошибся, сумев рассмотреть сквозь пелену дождя и клочья тумана верный признак присутствия кораблей. Все тут же начали всматриваться в горизонт впереди. И, действительно, там показались дымы, а затем командир корабля и старпом в бинокли различили и силуэты. Сомнений не оставалось. К Аландам шла немецкая эскадра. И вел ее огромный корабль. То был линкор «Тирпиц». Его сопровождали крейсера. По силуэтам определили, что впереди них — «Нюрнберг». За ним в кильватер шли «Кельн» и «Эмден». А позади крейсеров на некотором удалении находились броненосцы «Шлезвиг-Гольштейн» и «Силезия».
— Надо бы нам быть поосторожнее. Против целой эскадры мы ничего сделать не сможем, — тихо проговорил старпом, стоящий рядом с командиром.
— Посмотрим, — сказал Малевский, но, все же, приказал сбавить ход, хотя курс и не поменял.
* * *
На переходе выяснилось, что изношенные машины старых броненосцев не выдавали больше шестнадцати узлов. И эти устаревшие бронированные лоханки заставляли всю эскадру двигаться крайне медленно, подвергаясь опасности со стороны русских подводных лодок. Эрих Редер уже пожалел, что приказал «Силезии» и «Шлезвиг-Гольштейну» идти вместе с остальными немецкими кораблями. Как выяснилось, после долгой службы оба броненосца годились лишь для учений, береговой обороны и стрельбы по берегу.