– Вероятно, появился второй опоссум, – заметил Франк. – Уж не самец ли разыскивает свою семью?
Мы прервали работу, заинтересовавшись новым птичьим бедствием. Виновник тревоги не замедлил обнаружиться: это был крупный экземпляр одной из самых ядовитых змей. Большая плоская голова, выдающиеся клыки, блестящие глаза – все это внушало глубокий ужас и отвращение. Змея высовывала раздвоенный влажный язык, сверкавший на солнце, как пламя. Она направлялась к дереву, на котором висело гнездо.
Мы, притаившись, следили за ее движениями, не подавая признаков существования. У подножия дерева она остановилась.
– Как по-твоему, отец, – шепотом спросил Франк, – эта гадина полезет сейчас на дерево, чтобы разорить гнездо?
– Нет, – ответил я, – мокассиновые змеи на деревья не карабкаются – иначе птицы и белки не имели бы шансов на спасение. Змея преследует только одну цель – еще больше запугать пичужек, если это возможно… Смотри!
Действительно, змея обвилась вокруг дерева и, вытянув шею, высунула язык, словно собираясь лизнуть кору.
Трупиалы, решив, что она сейчас полезет на дерево, спустились на нижние ветки; они хлопали крыльями, перескакивали с сучка на сучок, и в неистовом гомоне их слышался и страх, и гнев.
При их приближении змея широко распахнула омерзительную пасть, готовясь проглотить неосторожных пернатых дикарок. Она не спускала блестящих глаз с беспомощных красавиц, словно гипнотизируя их.
Птицы, вместо того чтобы сидеть, притаившись около своих гнезд, кружили над ее головой, лишь изредка присаживаясь на ветки, но ни на минуту не выпуская из поля зрения своего врага. Постепенно они снижали круги; движения их становились медленнее, крики – глуше.
Наконец одна из них, выбившись из сил и, быть может, завороженная взглядом змеи, как подстреленная, упала на землю рядом с пресмыкающимся.
Что за странность! Змея, вместо того чтобы наброситься на свою жертву, внезапно отползла от дерева, даже не глядя на поверженную птичку.
Трупиалы, оправившись от испуга, вспорхнули на верхние ветки и умолкли.
Мы не могли опомниться от удивления: что за странная развязка охоты?
– Кто еще появится на смену змее? – спросил у меня Франк, заинтересованный нелепым поведением змеи.
Я не успел ответить, потому что разгадка явилась сама собой: из густых, казалось, непроницаемых зарослей колючего кустарника вылезло животное величиной с волка, с серой, с черным отливом шерстью.
Туловище у него было плотное, упитанное и покрытое не шерстью, а грубой жесткой щетиной, на спине доходившей до шести дюймов в длину и слегка спадавшей на одну сторону, как лошадиная грива. Короткие уши, полное отсутствие хвоста; на ногах копыта, а не кости, как у хищников; сильно развитые челюсти. Торчащие наружу белые клыки придавали животному устрашающий вид. Рыло необычайно напоминало свиное. И действительно, это был мексиканский дикий кабан, или пекари, как его называют.
Мы заметили, что по его пятам следуют два поросенка; значит, как и опоссум, то была самка с детенышами. Нам везло сегодня на четвероногих матерей.
Пришельцы остановились под деревом. Трупиалы при виде их снова разволновались и подняли крик. Но кабаниха не обратила ни малейшего внимания на птиц. Она рыла пятачком землю, ища зерен или желудей. Другая пожива ее не интересовала.
Внезапно пекари почуял змею; он поднял голову и принюхался: мерзкий запах мокассиновой змеи привел его в ярость. Он метался из стороны в сторону, ища следов. Сначала он направился в ту сторону, откуда приползла змея, но, тотчас заметив ошибку, пошел по второму следу.
Тем временем змея удирала со всей прытью, на которую была способна. На свое несчастье, мокассиновая змея не умеет карабкаться на деревья, поэтому ей оставалось надеяться только на свою быстроту.
Мы заметили ее между группой деревьев; она каждую секунду поднимала голову и с тревогой оборачивалась назад; спустившись по пологому склону, она направилась к невысокому холму, отстоявшему на небольшом расстоянии от нашего пригорка.
Она была еще на полпути, когда услышала, что ее догоняет кабан, который бежал с опущенной головой, принюхиваясь к помятой траве.
Со своей наблюдательной вышки мы внимательно следили за этими своеобразными гонками.
Приблизившись к змее, кабан остановился и взглядом измерил пространство, отделявшее его от врага. Взъерошенная щетина дыбом встала на спине, словно иглы дикобраза.
Змея, видимо, перепугалась. Глаза утратили свой властный, жестокий блеск, так волновавший несчастных птиц. Даже чешуя, казалось, поблекла и обесцветилась.