Я вместе с Зарой посетил несчастного старика. Действительно, он был очень дряхл; но ум у него был живой и светлый. Раньше он бывал в городах, видел цивилизацию и теперь был настроен скептически к индейскому раю. Видя, что почва здесь подготовлена, я вспомнил, папа, ваши проповеди и стал рассказывать ему, что ожидает христиан после смерти. Со мной было маленькое испанское Евангелие, подарок мистера Керризерса; Зара спасла его от вороватых ребятишек и выпросила у меня, чтобы читать время от времени. Из него я и прочел кое-что для Саусимиана, а после меня стала читать Зара.
Задумав бежать, я, конечно, не сообщил Заре о своем намерении, так как был уверен, что Зара сочтет своим долгом все передать мужу. Но перед самым бегством я на вырванном из записной книжки листке написал по-испански: «Я убегаю к моему отцу и твоему отцу. Приходи к нам, Зара, с мужем и сыном, но без воинов. Оставляю тебе Слово Божие, читай из него Саусимиану, а мы будем молиться за всех вас!» Листок я вложил в Евангелие, а книгу положил на видное место, затем поспешил покинуть деревню. Остальное вы уже знаете!..»
Альмагро был глубоко взволнован этим рассказом и горячо поблагодарил юношу за его старания возвратить его дочь к христианской вере.
Люис, желая развлечь гаучо от поглощающей его тяжелой думы, просил рассказать им о нападении дикарей на Эсперансу.
— Мы рано разошлись, — начал Альмагро, — я сидел один, погруженный в свои думы; вдруг послышался яростный лай Уэллеса. Предчувствуя неладное, я немедленно побежал в общую комнату собирать оружие; в это время Мария, догадавшаяся взойти на площадку для обзора, закричала оттуда: «Принесите скорее воды, бочки почти пусты, а я вижу много факелов!» Действительно, мы упустили из виду возможность нападения дикарей и не думали о бочках. Теперь все лихорадочно принялись за работу. Едва мы успели наполнить водой бочки, как дикари разом бросили нам свои факелы. Между тем Том, державший шланг, от волнения не мог направить струи воды как следует, и наша изгородь занялась огнем. Ветер погнал пожар к дому. Я бросился на помощь Тому, и тут-то раздались ваши выстрелы.
Было уже очень поздно, и потому, помолившись Богу, все разошлись спать.
На другой день осмотрели ущерб, нанесенный пожаром. Оказалось, что, кроме разрушенной на протяжении тридцати шагов ограды, сгорела дотла одна хижина, запас топлива, приготовленный на зиму, наконец почти все подарки госпожи Дуглас — ящики, конторки, а также мебель, стоившая огромных трудов. Зато провизия, за исключением некоторого количества чарки, почти вся уцелела.
Выяснив размеры опустошения, решили прежде всего восстановить ограду, для чего немедленно отправились в лес, набрали там кактусов и рассадили их. После этого занялись постепенным восстановлением мебели.
Пленный чувствовал себя все лучше; он с аппетитом поел хлеба, но ни чая, ни бульона не мог проглотить, считая их «огненными напитками». Зато щербет с земляничным соком, которого хозяйки заготовили большое количество, на меду, по-видимому, очень понравился ему. Юноша стал свыкаться со своим положением, только постоянно был грустен.
Молодые девушки, стараясь развлечь его, часто приходили посидеть возле него и поболтать, но на все вопросы он отвечал коротко и крайне неохотно.
— Есть у тебя дома вкусные плоды и пахучие цветы? — однажды спросила его Мери.
— Для индейского воина самое приятное питье — кровь его врагов, — сурово отвечал Бизон, как звали пленника. — И нюхает он не цветы, а след неприятеля!
— Полно, Бизон, нужно не ненавидеть, а любить людей; ведь все они — Божьи! Посмотри, как счастливо мы живем здесь!
— Бизон никогда не может полюбить бледнолицых! — ответил индеец. — Бледнолицый коварен; он предлагает табак и огненную воду и говорит: «На, бери», чтобы индеец пришел к нему, — и убивает его!
— На свете есть добрые и злые люди, как между индейцами, так и бледнолицыми! — проговорил Люис. — Добрым нужно протягивать руку, а злых лучше сторониться.
Девушки улыбнулись и протянули руки индейцу, который с озадаченным видом прикоснулся к ним своей рукой, затем спросил доктора:
— Это делает нас друзьями?
— Да, — проговорил Люис, — и, надеюсь, ты не станешь воевать со своими друзьями. Когда вернешься к своим, не позволяй им грабить и убивать мирных людей.
Юноша весь встрепенулся.
— Разве Бизон уйдет к своим?! — воскликнул он. — Разве мать увидит опять своего любимца?! — Но тут же уныло прибавил: — Но лошадь моя убита, а индеец не ходит по степи пешком, подобно страусу или бледнолицему!
— Лошадь твоя жива, и ты в любое время можешь сесть на нее, — заметил Люис, — но тебе нужно остаться у нас еще немного, пока заживет рука. А за это время ты сам убедишься, как счастливо живут христиане!
— Великий касик, отец Бизона, — разговорился наконец юноша, — был тоже христианин. Из далекой страны пришли хорошие люди; они давали индейцам кожу и красивые одежды, и когда болезни обрушились на них, лечили их и многих спасли. Они научили касика и его народ молиться христианскому Богу; и племя жило счастливо. Тогда христианство быстро распространялось между нами. Но вот пришли другие люди, тоже христиане, те самые злые люди, о которых ты говорил сейчас. Они стали нападать на индейцев и жестоко избивать их; они прогнали их из богатых дичью степей и лесов. В бою с ними пал великий касик, мой отец, а вдова его с младенцем вынуждена была бежать далеко от родных мест. Младенец этот был я. Нас сопровождало несколько воинов. Когда Бизон вырос, они назвали его своим касиком и сказали: «Бизон — храбрый воин, он поведет своих воинов мстить предателям-христианам». Но Бизон не воин, а пленник, и воины будут презирать его!