— Это Марта, — сказала Исабель. — Она живет в лагере другой компании, там собирают хлопок. А в нашем лагере живут ее тетя и дядя, и она иногда у них останавливается.
— Откуда вы? — спросила Марта.
— Из Агуаскальентеса. Ранчо де лас Росас, — ответила Эсперанса.
— Никогда не слышала о Ранчо де лас Росас. Это город такой?
— Это ранчо, где они жили, — гордо сказала Исабель, ее большие глаза сияли. — Отец Эсперансы владел этим ранчо да еще тысячами акров земли. А у Эсперансы были множество слуг и красивые платья, и еще она ходила в частную школу. А Мигель — мой кузен, его родители работали на семью Эсперансы.
— Значит, ты принцесса, которая собирается стать крестьянкой? Где же все твои пышные наряды?
Эсперанса уставилась на нее и ничего не сказала.
— В чем дело? У тебя в горле застряла серебряная ложка? — Голос у Марты был резкий и пронзительный.
— Все сгорело во время пожара. Она с мамой приехали сюда работать — как все мы, — сказал Мигель.
Растерявшись, Исабель добавила:
— Эсперанса хорошая. У нее папа умер.
— Что ж, мой папа тоже умер, — сказала Марта. — А до приезда в эту страну он воевал во время мексиканской революции против таких людей, как ее отец, которым принадлежала вся земля.
Эсперанса уставилась на Марту. Она ничем не заслужила оскорблений этой девчонки и не собиралась их выслушивать. Она процедила сквозь зубы:
— Ты ничего не знаешь о моем отце. Он был хорошим, добрым человеком. Он многое роздал слугам.
— Может, и так, — сказала Марта, — но было полно богачей, которые ничего не раздавали.
— Но мой отец в этом не виноват.
Исабель показала на поле, пытаясь сменить тему разговора:
— Эти люди — филиппинцы. У них собственный лагерь. А вот там, видите? — Она показала на другое поле. — Те люди из Оклахомы. Они живут в лагере номер восемь. А еще есть японский лагерь. Мы все живем раздельно и работаем раздельно. Они нас не перемешивают.
— Хозяева просто не хотят, чтобы мы вместе боролись за лучшие условия, — сказала Марта. — Они думают, что, если у мексиканцев нет горячей воды, нам будет это безразлично до тех пор, пока мы не узнаем, что у кого-то она есть. Они не хотят, чтобы мы общались с людьми из Оклахомы или с кем-нибудь еще, потому что мы можем обнаружить, что у них есть горячая вода. Понимаете?
— У рабочих из Оклахомы есть горячая вода? — спросил Мигель.
— Еще нет. Но если они ее получат, мы устроим забастовку.
— Забастовку? — переспросил Мигель. — Ты хочешь сказать, что вы перестанете работать? Тебе что, не нужна твоя работа?
— Да нужна, конечно. Но если все рабочие сплотятся и откажутся работать, мы все можем добиться лучших условий.
— А что, условия такие плохие? — спросил Мигель.
— Что-то вполне прилично. А место, куда вы едете, — одно из лучших. Там даже бывают фиесты, праздники. В эту субботу будет хамайка.
Исабель повернулась к Эсперансе:
— Тебе понравится хамайка. Летом их устраивают каждую субботу. Там музыка, угощение и танцы. В эту субботу будет последняя в году, ведь скоро похолодает.
Эсперанса кивнула и попыталась сосредоточить свое внимание на Исабель. Марта и Мигель болтали и обменивались улыбками. Незнакомое чувство росло внутри Эсперансы. Ей хотелось выкинуть Марту из движущегося грузовика и отругать Мигеля только за то, что он с ней разговаривал. Неужели он не видел, какая она грубая?
Милю за милей машина ехала мимо молодых деревьев тамариска, которые, казалось, обозначали границу чьих-то владений.
— За этими деревьями и есть мексиканский лагерь, — сказала Исабель. — Здесь мы живем.
Марта ухмыльнулась и сказала, глядя на Эсперансу:
— Просто чтоб ты знала. Это не Мексика. Никто тебе здесь прислуживать не станет. — Потом она делано улыбнулась и добавила: — Понятно?
Эсперанса молча окинула ее взглядом. Она поняла одно: эта Марта ей не нравится.
ЛУК
— Приехали, — сказала Исабель, когда грузовик свернул в лагерь и медленно пополз вперед.
Эсперанса встала и огляделась.
На обширном участке земли, окруженнном виноградниками со всех сторон, длинными рядами выстроились белые деревянные домишки. В каждом было одно окно, к входной двери вели две ступеньки. Эсперанса не смогла удержаться от мысли, что эти жилища были еще более убоги, чем хижины для слуг в Агуаскальентесе. Они скорее напоминали стойла для лошадей на ранчо, чем дома для людей. Вдали на востоке высилась большая гора.