По острогам раздав башмаки,
Не найду я ботинка приличного,
А твои для меня велики.
Но, во славу толстовской традиции,
Слившись всею душой с мужиком,
Я, отбросив пустые амбиции,
На смотрины пойду босиком.
Как народ – по полям, по дорогам,
Как народ – под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Ах, Танюша, оставь, ради Бога,
Посмотри – талый снег у порога,
Надевай что ни есть, не глупи.
Наш путь далек. Во тьме снегов лицейских
Мерцает нам зловещий огонек.
И ждущим нас мучителен намек,
Что жаждем мы пиров эпикурейских.
Чтоб там не выдать аппетиты наши,
Червя заморим чашей простокваши.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Все расхищено, предано, продано,
Простокваша – у вдов и сирот.
Разве можно обидеть голодного?
Воет с голоду русский народ.
Воет он по полям, по дорогам,
Воет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Ах, Танюша, оставь, ради Бога,
Нам самим два шага до острога,
Дай мне посох. Идем. И терпи.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Детское Село
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Зачем богемский ставишь ты хрусталь?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Мой друг, посуда – важная деталь.
С каким лицом гостей встречали мы бы,
Когда б не наши вилочки для рыбы?
Ты помнишь случай у мадам Гучковой?
Мы собрались. Хрусталь блестит в столовой.
Все ждут Керенского. Он входит наконец.
Вдруг, видим… нет салфеточных колец!
Прислуга – в обморок, хозяин – пулю в лоб,
Где стол был яств – теперь дубовый гроб,
Хозяйка – в монастырь, а дети – по приютам…
Вот как пренебрегать домашним-то уютом!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: А помнишь, Маяковский ел ногами?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Ну, то был русский вечер с пирогами.
Кисель, овес, чуть-чуть клопов в буфете…
Мы принимали футуриста Маринетти.
В то время были все убеждены,
Что истинный мужик сморкается в блины.
Есенин объяснил, что это враки –
Простой народ в цилиндре ходит и во фраке.
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Какое вкусное repas!
А где вино? Же не вуа па!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Вон там, в шкафу, недалеко
Стоит бутылочка «Клико».
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Твои Лозинские, боюс-с,
Предпочитают водку рюсс.
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Unpeu икры, un peu маслинки,
Тут ананасов две корзинки,
Сюда балык и холодец…
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Пойдет под водочку, подлец!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Пожалуй, вот и все для пира…
Да где ж Лозинские с Шапиро?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Идут! Босые…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Задержи!
Ну где фруктовые ножи?!
.....................................
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Мадам, бонжур, месье, бонжур,
Я просто слов не нахожу!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Бонжур, месье, бонжур, мадам,
Позвольте, тапочки подам!
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Одеты мы не по погоде…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Решили ближе быть к природе…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Комм хорошо! Приятно комм!
Мы тоже будем босиком!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Напомни, Туся, чтоб с утра
Я эту сцену внес в «Петра».
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Прошу садиться, господа,
Вот вы – сюда… а я – сюда…
Алеша, стул пододвигай!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Что там сгорело?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Расстегай!!!
............................
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: С чего начнем? Телячий бок,
Жюльен, солененький грибок,
Вот устрицы. Прошу вас кушать.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Мне хлеба корочку, посуше.
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Бокал «Клико»?
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Сырую воду.
Что вредно русскому народу,
То вредно мне.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Народ любя,
Я в жертву принесу себя.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Когда так жертвовать легко,
Тогда и мне бокал «Клико».
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Прошу… Прошу… И вам – прошу…
Минутку! Сцену запишу.
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Скрывать не будем: свел нас вместе
Наш общий интерес к невесте.
Не откажите нам помочь
И опишите вашу дочь.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: «Прекрасной дочерью своей
Гордился старый Кочубей,
Сошедший с плахи в ров могильный.
Будь он свидетель наших дней,
Он умер бы еще страшней –
От корчей зависти бессильной».
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Сэ мервеййе, сэ трэ жоли!
Как быстро рифмы вы нашли!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Ох, эти рифмы, эти рифмы,
Когда избавимся от них мы?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Мы не смогли бы вам в стихе
Так рассказать о женихе.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Скажите в прозе, я привык.
Какой изучен им язык?