Шенье любил и чувствовал отдельный блуждающий стих: ему понравился стих из "Эпитала-мы" Биона, и он сохраняет его.
* * *
В природе нового французского стиха, обоснованного Клеманом Маро, отцом александрий-ца, взвешивать слово прежде, чем оно сказано. А романтическая поэтика предполагает взрыв, неожиданность, ищет эффекта, непредусмотренной акустики и никогда не знает, во что ей самой обходится песня. От мощной гармонической волны ламартиновского "Озера" - до иронической песенки Верлена романтическая поэзия утверждает поэтику неожиданности. Законы поэзии спят в гортани, и вся романтическая поэзия, как ожерелье из мертвых соловьев, не передаст, не выдаст своих тайн, не знает завещания. Мертвый соловей никого не научит петь. Шенье искусно нашел середину между классической и романтической манерой.
* * *
Поколение Пушкина уже преодолело Шенье, потому что был Байрон. Одно и то же поколе-ние не могло воспринять одновременно - "звук новой, чудной лиры - звук лиры Байрона" - и абстрактную, внешне холодную и рассудочную, но полную античного беснования поэзию Шенье.
* * *
То, чем Шенье еще духовно горел - энциклопедия, деизм, права человека,- для Пушкина уже прошлое и чистая литература.
...Садился Дидерот на шаткий свой треножник,
Бросал парик, глаза в восторге закрывал
И проповедовал...
Пушкинская формула - союз ума и фурии - две стихии в поэзии Шенье. Век был таков, что никому не удалось избежать одержимости. Только направление ее изменялось и уходило то в пафос обуздания, то в силу ямба обличительного.
* * *
Ямбический дух сходит к Шенье, как фурия. Императивность. Дионисийский характер. Одержимость.
* * *
Шенье никогда не сказал бы: "Для жизни ты живешь". Он был совершенно чужд эпикурей-ству века, олимпийству вельмож и бар.
* * *
Пушкин объективнее и бесстрастнее Шенье в оценке французской революции. Там, где у Шенье только ненависть и живая боль, у Пушкина созерцание и историческая перспектива:
...Ты помнишь Трианон и шумные забавы?..
* * *
Аллегорическая поэтика. Очень широкие аллегории, отнюдь не бесплотные, в том числе и "Свобода, Равенство и Братство",- для поэта и его времени почти живые лица и собеседники. Он улавливает их черты, чувствует теплое дыхание.
* * *
В "Jeu de paume"1 наблюдается борьба газетной темы и ямбического духа. Почти вся поэма в плену у газеты.
Общее место газетного стиля:
Peres d'un peuple! architectes de lois!
Vous qui savez fonder, d'une main ferme et sure,
Pour I'homme une code solennel...2
1 "Игра в мяч" (фр.). Стихотв. Шенье, посвященное художнику Луи Давиду, автору картины "Клятва в Зале для игры в мяч". (В этом зале 20 июня 1789 г. депутаты третьего сословия поклялись не расходиться до тех пор, пока не получат конституции для Франции.)
2 ...Отцы народа, созидатели законов!
Вы, кому дано основать рукой твердой и уверенной
Кодекс поведения для человека...
(Здесь и далее подстрочный перевод с фр.).
* * *
Классическая идеализация современности: толпа сословий, отправляющаяся в манеж, сопровождаемая народом, сравнивается с беременной Латоной, почти уже матерью.
...Comme Latone enceinte, et deja presque mere,
Victime d'un jaloux pouvoir,
Sans asile flottait, courait la terre entiere... 1
1 ...Словно беременная Латона, уже почти ставшая матерью,
Жертва ревнивой власти,
Плавала, скиталась она, не находя пристанища, по всему свету...
* * *
Разложение мира на разумно действующие силы. Единственно неразумным оказывается человек. Вся поэтика гражданской поэзии, искание узды - frein1.
...l' oppresseur n'est jamais libre ..2
1 Узда (фр.).
2 Угнетатель никогда не бывает свободным (фр. ).
* * *
Что такое поэтика Шенье? Может, у него не одна поэтика, а несколько в различные периоды или, вернее, минуты поэтического сознанья?
Различаются явно: пасторально-пастушеская (Вuсоliques Idylles1) и грандиозное построение почти "научной поэзии".
1 Буколики, идиллии (фр.).
* * *
Не подтверждается ли влияние на Шенье со стороны Монтескье и английского государстве-нного права, в связи с пребыванием в Англии? Не найдется ли у него чего-нибудь подобного
"Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый..."
- или же его абстрактный ум чужд пушкинской практичности?
* * *
При полном забвении старофранцузской литературной традиции автоматически воспроиз-водятся некоторые ее приемы, потому что они вошли в кровь.
* * *
Странно после античной элегии со всеми аксессуарами, где глиняный кувшин, троечник, ручей, пчелиный улей, розовый куст, ласточка - и друзья, и собеседники, и свидетели, и соглядатаи любящих, найти у Шенье уклон к совершенно светской элегии в духе романтиков, почти Мюссе, как например, третья элегия "A Camille"1, - светское любовное письмо, утонченно-непринужденное и взволнованное, где эпистолярная форма почти освобождается от мифологических условностей, и течет свободно живая разговорная речь романтически мыслящего и чувствующего человека.
...Et puis d'un ton charmant ta lettre me demande
Ce que je veux de toi, ce que je te commande!
Ce que je veux? dis-tu. Je veux que ton retour
Те paraisse bien lent; je veux que nuit et jour
Tu m'aimes. (Nuit et jour, helas! je me tourmente.)
Presente au milieu d'eux, sois seule, sois absente;
Dors en pensant a moi; reve-moi pres de toi;
Ne vois que moi sans cesse, et sois toute avec moi2.
В этих строчках слышится письмо Татьяны к Онегину, та же домашность языка, та же милая небрежность, лучше всякой заботы: это так же в сердце французского языка, так же сугубо невольно по-французски, как Татьянино письмо по-русски. Для нас сквозь кристалл пушкинских стихов эти стихи звучат почти русскими:
Облатка розовая сохнет
На воспаленном языке...
Так в поэзии разрушаются грани национального, и стихия одного языка перекликается с другой через головы пространства и времени, ибо все языки связаны братским союзом, утверждающимся на свободе и домашности каждого, и внутри этой свободы братски родственны и по-домашнему аукаются.
1 "К Камилле" (фр.).
2 ...И далее в очаровательном тоне письмо задает мне вопрос:
Чего я хочу от тебя, чего я от тебя требую!
Чего я хочу? - говоришь ты - Я хочу, чтобы миг твоего возвращения
Казался тебе слишком далеким; я хочу, чтобы ночью и днем
Ты любила меня. (Ночью и днем, увы, я терзаюсь.)
Находясь среди людей, будь среди них одинокой;
Спи с мыслью обо мне, мечтай увидеть меня рядом с собой;
Не знай никого кроме меня, и будь вся со мной.
&1914>
ПЕТР ЧААДАЕВ
I
След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества,- такой глубокий и неизгла-димый, что невольно возникает вопрос: уж не алмазом ли проведен он по стеклу? Это тем более замечательно, что Чаадаев не был деятелем: профессиональным писателем или трибуном. По всему своему складу он был "частный" человек, что называется "privatier". Но, как бы сознавая, что его личность не принадлежит ему, а должна перейти в потомство, он относился к ней с некоторым смирением: что бы он ни делал,- казалось, что он служил, священнодействовал.