Постепенно события приняли более спокойный оборот. Мистер Фэй, также подхвативший заразу, поправился, к нему вернулась энергия в той степени, в какой она вообще была ему свойственна, а турецких начальников с помощью взятки в три тысячи фунтов стерлингов удалось убедить преодолеть их чувствительность и оставить европейскую колонию в живых. Супругам Фэй предстояло ужасное путешествие, но впереди их ждала Индия и, быть может, богатство.
IIIВ предместье Каира был сформирован Суэцкий караван — нечто грандиозное. В связи с недавними убийствами каравану была придана многочисленная охрана, и путешествие, которое продолжалось три дня, прошло без всяких несчастий. У мистера Фэя была лошадь; Элиза, все еще задыхающаяся в восточном одеянии, ехала в паланкине, ненадежно подвешенном между двумя своенравными верблюдами. Сквозь занавески днем она видела солнце и скалы, а ночью — звезды. Она отмечает их красоту, ее чувства обострены сознанием опасности, и впоследствии она с каким-то романтическим ощущением вспомнит эту пустыню. К крыше паланкина над ее головой были подвешены бутылки с водой, дыни и крутые яйца — продукты на дорогу, которые гремели, стукаясь друг о друга, и тем сильно мешали ее сну. «Однажды сверху сорвался пакет с крутыми яйцами; яйца повывалились из сетки и основательно обстреляли меня. Счастье, что они были вареные, а то я оказалась бы в замечательном наряде». Рядом с миссис Фэй ехал верхом ее муж, а подле него маячила меланхолическая фигура мистера Тейлора в сопровождении больной собаки — борзой; молодой человек был так измучен жарой, что в изнеможении слез с лошади и попросил оставить его в покое и дать ему умереть. В этой просьбе ему отказали, и Элиза, со своей стороны, отказалась взять собаку в свой паланкин. Она всегда была благоразумна. Она не собиралась оказаться заточенной с горящей от жара больной собакой, которая могла к тому же ее укусить. «Я надеюсь, никто не упрекнет меня в бесчеловечности за то, что я в этих условиях отказалась взять к себе животное; чувство самосохранения запрещало мне согласиться на это. Я понимала, что подвергать себя такому риску было бы слабостью, а не состраданием». В конце концов собака погибла. Какой-то араб убил ее своей кривой саблей, мистер Тейлор запротестовал, араб накинулся на мистера Тейлора. «По этому происшествию вы можете судить, среди каких негодяев мы оказались».
В Суэце, на их счастье, стояло судно, и они сразу же погрузились на него. Мистер Фэй пишет своему тестю записку, чтобы сообщить, что они пока еще живы, потрясающе краткую записку:
«Кое-кто теперь очень болен, но я перенес все не хуже любого араба из нашего каравана, который состоял по меньшей мере из пяти тысяч человек. Моя жена настойчиво отбирает у меня перо».
Она берет перо и вот для чего:
«Дорогие друзья, у меня нет ни минуты времени, так как судно ждет нас, поэтому я могу лишь попросить вас присоединить ваши голоса к моему в восхвалении нашего небесного хранителя за то, что мы спаслись от различных опасностей нашего путешествия. Я никогда не думала, что обладаю таким здоровым организмом. Я, как лев, переносила тяготы пустыни. Арабы почти начисто обокрали нас. Здесь рай для воров; я считаю, что все население можно разделить на два разряда воров: на тех, кто применяет силу, и тех, кто добивается своей цели с помощью мошенничества… У меня нет больше ни секунды. Да благословит вас бог! Дорогие друзья, молитесь за меня».
Неясно, когда супругов Фэй ограбили и что именно у них украли; быть может, они просто понесли обыкновенные потери, неотъемлемые при любой посадке на судно на Востоке. Но само судно было ограблено, и очень сильно. Оно имело отношение к предыдущему злосчастному каравану, и правительство в своем замешательстве обчистило его. Не осталось ни одного стула, ни одного стола. И все же Фэй были счастливы очутиться на его борту. У них была хорошая каюта, капитан был с виду добродушным и вежливым, а их попутчики, некие мистер и миссис Таллок, мистер Хейр, мистер фуллер и мистер Мэнести, а также мистер Тейлор из каравана, казалось, обещали составить вполне безобидную компанию на время плавания по Красному морю. Будущее представлялось безмятежным. Но Элиза есть Элиза. И мы пока еще не видели Элизу в общении с другой женщиной. А также мы еще не видели миссис Таллок.
IVКрасота Суэцкой бухты — а она действительно необычайно красива — никогда еще не была должным образом оценена путешественниками. Они слишком торопятся прибыть в нее или покинуть ее, их взор слишком страстно устремлен в сторону Англии или Индии, и им некогда любоваться этим прелестным проходом между беловатыми горами и сияющей водой. Они чересчур заняты собственными мыслями, чтобы осознать, что здесь, именно здесь и нигде в другом месте, находится коридор, идущий от Востока к тропикам. Все это относится и к миссис Фэй. Когда в приятный осенний день она вместе с мужем отплывала к югу, ее мысли то с гневом обращались к прошлому, то полные надежд — к будущему, и она совершенно не замечала окружающей природы. Из-за скуки, испытанной в Александрии, из-за испуга, пережитого ею в Каире, из-за национальной одежды, в которую местный фанатизм вынудил ее одеться («ужасная мода для человека вроде меня, которому для жизни кажется самым необходимым свежий воздух»), и, наконец, из-за Суэца, показавшегося ей «жалким местом, немногим лучше, чем граничащая с ним пустыня», — из-за всего этого она покидала Египет без единого доброго словечка. Даже ее библейские ассоциации отдают горечью. Она забывает о том, с какой радостью прибыл сюда Иаков, и вспоминает лишь о том, как Моисей{46} и Аарон стремились покинуть эту страну.