Слово telos в свою очередь ставит нас перед иным аспектом все-замыкающей змеи Океаноса. Исконное значение слова telos заключалось не в означивании конца, цели либо акта целе-со-образности. Оно относилось, скорее, к повязке, спряденной Судьбой, повязке, несущей исполненность определенной порции времени, воплощающейся в венце, короне. В мире, охваченном единым поясом, каждое время, каждое событие, так же как и моя жизнь целиком и мир в его огромности, — свершены a priori, закончены, даже если актуальное свершение не подошло к концу, не произошло, не имея притом никакого отношения ни к "положительному", ни к "отрицательному" в происходящем. Каждая вещь, каждый количественный момент остается в себе и потому остается. Лента вокруг каждого отдельного времени либо вещи дает каждому событию меру и пределы, понуждая нести в себе свой центр тяжести, свое значение.
Этого было достаточно, чтобы мир населяли Боги, чтобы мир был одушевлен мифическими созданиями. Необходимость, привязывающая человека к каждому событию, являлась фактором усиления любой реальности и выведения ее на первый план. Поставленный на колени безоговорочной капитуляции перед преходящим, древний человек не мог найти убежища ни в "объяснении" внешних, то есть предшествующих, причин, ни в надежде на более благоприятные следствия. Он был обречен созерцанию воображаемой глубины, внутренней сущности каждого события — Бога. Если Океанос не смог почтить своим присутствием собрание небожителей из-за того, что должен был содержать мир в его целокупности, он также, как то становится понятным, не мог этого сделать из-за своего местонахождения, впервые даровавшего Богам явление. Океанос никогда не сможет явиться в том, что только через него есть "мир". Если бы он явился как нечто в этом мире, собравшиеся Боги незамедлительно были бы опустошены, поскольку наш взгляд, освобожденный из его уз, утратил бы пределы событий, скользя от одного к другому, а мы бы утратили опыт и способность переживания божественной глубины в каком бы то ни было из них. Змей, именуемый Океаносом или Кроносом, окружающий нас со всех сторон, является образом и гарантией психологического существования человека. Как неоднократно подчеркивал Юнг, мы находимся в коконе души, psyche, окружающей нас со всех сторон, и такова природа того, что заключает нас, — природа души. Эта же идея хорошо известна и античности. Когда Пифагора спросили, кем был змей Кронос, он ответил — psyche Вселенной.
Дионис Орфиков носит эпитет Лиэй (Освободитель), поскольку освобождает от пут, налагаемых определенными ритуалами и обычаями, освобождает от непосильного их ярма. Однако освобождение, которое несет с собой Дионис, по-прежнему остается связанным с миром, опоясанным змеем, — оно есть лишь освобождение от чисто индивидуальной несвободы, но никоим образом не распространяется на мир в его онтологическом строении. Полное освобождение от змея принесено Христом. Он абсолютный Лиэй, раз и навсегда схвативший проблему во всей ее фундаментальной глубине, — проблему Бытия как такового. "Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими" (К римл. 16:20), сатану, который, как известно, являлся змеем.