Так же как в математике понятие нуля сделало возможным прорыв из сферы натуральных чисел и покорение миров отрицательных, иррациональных, мнимых чисел (почему математики и говорят о кардинальном значении открытия нуля), метафизический нуль стал точкой, отталкиваясь от которой, дядя Сэм, если выражаться фигурально, смог прорваться в потустороннее воображаемого, т. е. в наше "здесь и сейчас".
Мы не поймем истинного смысла христианской вести или не поймем исключительности Иисуса Христа как "одного", как начальной точки или нуля в строгом метафизическом смысле. Можно, конечно, начинать с представления о реальной персоне, чье имя было Иисус из Назарета, с такими-то и такими-то конкретными чертами, который был избран Богом и явлен как Мессия среди людей. Данный взгляд далеко отстоит от христианской идеи. Это все еще языческое восприятие христианства, растворение его специфики в мифологической версии бога. Не может быть того, чтобы сын Божий неким случайным образом воплотился в человеке по имени Иисус, нельзя допустить даже теоретическую возможность появления кого-то "другого под небесами". Иисус должен пребывать как Один и Единственный, чтобы быть Иисусом Христом. Но если он Один в абсолютном смысле, он и есть пустая безразмерная точка. Даже имя его не может быть конкретным именем под небесами, оно — имя для "неименуемого", для абстрактного "это".
Идентификация или отождествление производят с помощью формулы "это он". "Иисус Христос" — не что иное как образец образцов отождествления. Дело не в том, что известная эмпирическая личность здесь и известное трансцендентальное понятие "там" сопоставляются и уравниваются с помощью связки. "Иисус Христос" — это не фраза наподобие "Эйнштейн, физик" или "Наполеон, император Франции". Это вообще не пропозиция. "Иисус (есть) Христос" представляет собой скорее акт сосредоточенного уравнивания, события полагание "этого", прыжок из мифического или воображаемого в позитивно-фактуальное ("позитивистское").
Если бы фраза "Иисус, Христос" должна была соединить и идентифицировать две известные сущности (два конкретных содержания), как в случае "Эйнштейн, физик" (мы знаем, кто был Эйнштейн и знаем, что такое физик) она осталась бы все в той же сфере реальности, без всякого скачка оттуда — сюда. Этот фундаментальный прорыв достижим лишь в том случае, если в фразе "Иисус, Христос" ничто не идентифицируется, ничто из существующего до и независимо от акта идентификации. Прорыв возможен только если фраза является чистой архетипической схемой идентификации, актом первополагания равного знака, в котором особенное содержание субъекта и предиката "Иисуса из Назарета" и "Христа" (с одной стороны просто "этот", с другой — просто "он") разрешается в чистое равенство абстрактного Одного, т. е. в нуль. Если Иисус Христос воистину тот, кто должен победить мир и спасти нас, Он не может сначала быть неким особенным человеком со многими атрибутами, а затем еще и Воплощением. Сама природа Его должна заключаться в голом факте "Сей есть тот"; остальное, что мы узнаем о нем, следует из этого отождествления. Графический, живой образ Иисуса Христа, вырисовывающийся в христианском почитании, есть графическая развертка нуля, основанная на утверждении "это он". В противном случае спасение не работает.