Да, с переездом из Дома кино в Дом музыки никанианцы подтянулись, выпрямили спины, и если бы еще со сцены перестало звучать слово "кинематографицкий" и все ударения легли на свои законные места, то и не знаю, к чему бы было и придираться. Пока что тяжба за эпитет "национальный" явно клонится в сторону победы "Ники". Все-таки шестнадцатилетний опыт организационной работы - это ценность, которую напрасно презирает гордый "Орел", попросту не имеющий в распоряжении толковых людей для обычной административной рутины. Верхушка "Орла", видимо, искренне думает, что живет в русской сказке, где махнул правым рукавом - улочка, махнул левым - переулочек. Следовало бы помнить, что, если вы в России и перед вами стоит человек, который ласково улыбается, как кашалот, и говорит, что все сделано, - это значит, не сделано ничего.
А тут мы с котиком действительно получили анкеты на всех этапах голосования, и в Петербурге было предусмотрено специальное дупло для заполненных бюллетеней, и мы с котиком долго думали над номинантами. Принято считать, что хорошего кино в России мало. Да нет, его ровно столько же, сколько в Америке и Европе, те же пять-шесть фильмов, которые как-то можно отнести к искусству. Нам не хватает "молока", обычного зрительского питания, национального валового кинопродукта, а "сливки"-то есть. С мужской ролью трудностей не было никаких, поскольку в Олеге Янковском ("Ника" за "Любовника") до сих пор живет настоящий профессиональный азарт. Янковский доказал, что, коли всегда играть на пределе возможностей, этот предел отодвигается все дальше и дальше. С женской ролью трудности были. Выбирать между Ренатой Литвиновой ("Небо. Самолет. Девушка") и Ниной Усатовой ("Кавказская рулетка") я лично не в состоянии - люблю и почитаю обеих несравненных и несравнимых между собой актрис. Так что мне понятно психологическое облегчение академиков, проголосовавших за обворожительную саамку Анни-Кристину Юусо ("Кукушка") и тем избавивших общество от ненужного противопоставления аристократии (Литвинова) и народа (Усатова).
Коснусь щекотливого момента. В нескольких номинациях участвовали имена ушедших из жизни кинематографистов. По-моему, есть что-то нехорошее, неправильное в соревновании мертвых и живых. Перед мертвыми всегда чувствуешь некую вину, и рука не поднимается голосовать против них или всерьез обсуждать достоинства их работ, оказавшихся последними. Поэтому мертвые всегда в преимуществе, а это странно в профессиональном соревновании. Следовало бы почтить мертвых как-то иначе, специально предусматривая это в церемонии, а соревноваться предоставить живым. Разве Сергей Бодров-младший в "Войне" сыграл лучшую мужскую роль второго плана? Нет, это сделал Юрий Кузнецов в картине "Дневник камикадзе", а Сергей сыграл выдающуюся роль в российской жизни конца ХХ - начала ХХI века, и не стоило его трагедию приплетать к суете сует, какому-то голосованию и каким-то статуэткам. Однако выступление его отца, Сергея Бодрова-старшего, было в высшей степени достойным, и, как писал Достоевский, "на минутку ложь стала правдой", то есть собрание эгоистичных художников превратилось в сообщество порядочных людей общей судьбы и общих нравственных ценностей.
Хитроумные никанианцы обставили "Орла" и по части патриотизма, пригласив известнейшего и много лет держащегося особняком писателя Бориса Васильева ("Ника" за честь и достоинство). "Вы взорвали мое одиночество", - сказал Васильев, тронув, я думаю, тысячи сердец.
Фильм "согласия и примирения", который объединил людей самых разных вкусов и убеждений, в прошлом году был один, и никанианцы не стали отмахиваться от этого факта на том основании, что, дескать, картина уже увенчана одной "национальной премией". "Кукушка" взяла пять "Ник" (работа художника, сценарий, женская роль, работа режиссера, лучший фильм), и встает вопрос: достаточно ли у Александра Рогожкина жилплощади для хранения призов? Сомневаюсь, поскольку отчасти знакома с бытом питерских кинорежиссеров. Но, главное, мой котик отличился! Он вышел в буфет - наверное, для того, чтобы съесть пюре из шпината (котик на диете). И видит - идет Рогожкин и в сторону, явно противоположную той, где дают призы. Оказывается, он опоздал, и охрана его не пустила в зал. Мой котик (он такой доброжелательный у меня, такой любезный!) и говорит: Александр, пойдемте выпьем сок из сельдерея. Присели они за столик, и тут прибежали взмыленные администраторы и стали у котика спрашивать, не видел ли он Рогожкина. Да вот познакомьтесь - показал котик на главного героя церемонии, которого забраковали прямо на входе. Нет, не понять светским москвичам наших питерских маньяков, приезжающих в Москву за призами и покупающих билет на обратный поезд в тот же день. Так Сокуров прибыл за "Триумфом" и тотчас же убыл ("Я, - говорит, - посмотрел, как они мне улыбались и что при этом стояло в глазах, - ой, думаю, пора домой"). Так Рогожкин, хмурый медведь, сообщил, прижав к боку "Нику", что ему осталось сорок минут до отъезда. А раскланяться, а повертеться, а с нужными людьми побалакать, а поулыбаться? Одно слово - маньяки! Триста лет одиночества!
И что же в итоге? Конечно, нет никаких двух лагерей в нашем кинематографе. Есть одни, родные до боли, российские - бывшие советские - кинематографисты. И "Золотой орел", и "Ника" так или иначе питаются от бюджета. Это непозволительная роскошь для России. Если кинематографисты на деле, а не на словах радеют за своих зрителей, они обязаны объединиться и на сэкономленные средства создать что-нибудь полезное. И перестать терроризировать министра культуры, который так боится поссориться с кем-нибудь из кинотитанов, что на глазах превращается в толстовского царя Федора Иоанновича ("Я хотел всех примирить, все сгладить… Боже, боже, зачем поставил ты меня царем!").
Ах, сколько я понаписала, котик рассердится, скажет, ну что ты все время меня со всеми ссоришь - этот добрый, великодушный человек, Боже, как мало я его ценю. Немедленно отправляюсь варить протертый суп из брокколи - прости, котик!
* В роли "котика" - муж автора, тележурналист и кинокритик Сергей Шолохов.
"…И плыть нам вечно"
19 апреля в кинотеатре "Ролан" состоится премьера уникального художественного эксперимента - картины Александра Сокурова "Русский ковчег"
С этим фильмом мне непонятно ничего: и почему его включили в конкурс Каннского фестиваля 2002 года, где соревнуются более-менее обычные игровые картины, к которым "Русский ковчег" не имеет отношения, и отчего некоторые русские журналисты, посмотревшие его, возненавидели фильм до потери вменяемости, и что привиделось в "Ковчеге" американцам, устроившим ему полный триумф, и как вообще это можно было снять на едином дыхании за полтора часа, и что тут делать критику со своими привычными критериями.
23 декабря 2001 года Эрмитаж, заполненный тысячами актеров и статистов, представлял собой изумительное зрелище, достойное романтической кисти Виктора Гюго. Несколько раз начинали - и приходилось останавливать съемку из-за помех. Наконец, оператор Стедикама Тильман Бюттнер двинулся по извилистому маршруту, где фигуранты должны были превратиться в нарядные призраки царей, поэтов, хранителей Эрмитажа, гвардейцев, придворных, музыкантов, слиться в едином сне с реальными людьми - посетителями музея и представить видение Александра Сокурова в девяностоминутном изображении, снятом непрерывным планом. Если бы в кадр попала нога какого-нибудь ошалевшего ассистента, пришлось бы ее оставить, но дело сделалось без ляпов и крупных накладок. Что сняли тогда - то и запечатлелось навсегда. Ни переделать, ни переиграть. На пресс-конференцию после съемок Сокурова почти что принесли.
Самое внешнее и для смысла картины не столь существенное впечатление - это впечатление грандиозной, немыслимой постановочной роскоши (конечно, типичная питерская обманка, ведь бюджет "Ковчега" примерно раз в двадцать меньше, чем у "Сибирского цирюльника"). Никаких расфокусов, никаких знаменитых коричневых сокуровских туманов, ничего зыбкого и неуловимого. Мираж русской культуры петербургской эпохи празднует себя полнозвучно и многоцветно, и не сразу понимаешь вплетенную в этот прекрасный мираж глубокую авторскую печаль. Сцена, когда Хозрев-мирза в присутствии двора на староперсидском языке приносит извинение Николаю Первому за беспорядки (во время которых был убит русский посол Грибоедов), весело и затейливо танцующие на бегу маленькие дочери Николая Второго или пышный финальный бал завораживают глаза. Но это визуальное обворожение повсюду сопровождает автор, представленный голосом самого режиссера.