Говорят, что я хитер, ловок, а я очень наивен. Я верю всему, что мне говорят, словно десятилетний ребенок… Утверждают, что я сдержан, а я всю жизнь прожил в окружении друзей. Я счастлив, когда кому-нибудь полезен… Я не способен на зависть, гордыню, я всегда в хорошем настроении…
Публика обожает неточности. Она всегда жаждет нереального. Журналисты это желание чувствуют и удовлетворяют, поскольку это их профессия. Кроме того, для самого писателя здесь есть определенная выгода: все думают, что его сжигают на городской площади, а на самом деле горит его манекен!»[10]
Однажды, в гостях у Бернара Грассе, писателя и издателя многих произведений Жана Кокто, к поэту подошел знакомый литератор и заявил, что ему неприятно видеть Кокто, поскольку тот превратился в миф: «Вы тут, и вас нет. Очень забавно». Кокто попытался возразить ему и объяснить, как мало он имеет отношения к этому мифу, который сочиняют, вопреки его воле. «Видимо истинное произведение формируется вне суждения, и это единственное, что извиняет наше упрямство, когда мы ломимся в открытую дверь. Произведения, выдаваемые нашими интеллектуалами за важные, скорее всего, не проявятся за пределами сиюминутности в виде геометрической фигуры. Опыт доказывает, что если снова сложить и разложить то, что было вырезано из бумаги, то получается внутреннее кружево — неинтересное, если неинтересна рука, которая его вырезала. Вчера я попросил подстричь меня очень коротко, чтобы больше не походить на человека на моих фотографиях. Ни в чем, ни физически, ни морально не походить на наш образ, создаваемый светом».
Один из литературных критиков сравнивал жизнь знаменитого человека с прохождением через комнату смеха с искажающими зеркалами. Кокто с этим заданием мастерски справляется, чем, в свою очередь, раздражает многих противников. Он опережает своих врагов, и сам первый рисует на себя шарж, причем делает это искренне и с юмором[11].
В обращении к будущим издателям дневниковых записей под общим названием «Прошедшее определенное» Кокто советовал «тем, кто будет упорядочивать дневник, убрать то, что я помечаю как точки отсчета, и повторы, возникающие оттого, что я уже не помню, рассказывал ли я уже то, о чем рассказываю».
Кокто не боится смертельного для любого франкоязычного писателя многократного повторения одного и того же слова в сравнительно небольшом отрывке. Он намеренно не заменяет ключевое слово на синонимы, поскольку не желает ни малейшего отклонения от нужного ему смысла. «„Кажется“ — слово, чаще всего выходящее из-под моего пера. Мне кажется. Если приглядеться, кажется, что… Наблюдающему может показаться… Человеку кажется… Если отойти подальше, кажется, и если приблизиться, тоже кажется. Кажется долгим, коротким, маленьким, большим, далеким, близким и т. д. А то, что кажется живым, не существует или на самом деле совсем иное. И мне кажется, что это иное — то, что человеку кажется ничем, является, как мне кажется веществом, наполненным тем, что нам кажется движением и жизнью».
Пример взят из дневника «Прошедшее определенное», и подобные примеры мы можем найти в любом его эссе. Ни у одного другого писателя мы не найдем подобного приема, воспринимаемого литературными критиками Франции как нарушение норм языка. В этом отношении Кокто сравним с Львом Толстым, у которого можно встретить семи- и восьмикратные повторы одного и того же слова.
И в заключении, не желая уподобляться и без того многочисленным интерпретаторам и толкователям тайных смыслов поэтических строк Кокто, мы просто дадим ему возможность нарисовать собственный портрет — портрет незнакомца. Пусть у читателя возникнет ощущение, что он слышит неспешный разговор близких по духу людей — Андре Френьо и Жана Кокто.
«Кокто: Известность, которой нас окружают, происходит из тысячи ложных слухов, невнятных разговоров, мелких привычек, которые нам приписывают, хотя они нам не соответствуют. Но это принуждает нас закрепляться, нас это задевает. Потом поверхностные причины известности отпадают сами собой и произведения начнут жить для нас, на нашем месте. Добавлю, что произведение нас поглощает, хочет жить отдельно и, если можно, без нас.
Френьо: Если бы у вас случился пожар, какой любимый предмет вы бы вынесли из огня?
Кокто: Наверное, я вынес бы огонь.