Все мы помнили ту бабку, и смешно, и плакать хочется. Ольга ей официально отказала, девочки помялись да отвернулись...
А Рита уже на выходе рядом с курилкой догнала, только рукой дотронулась, вроде как бахилы снять помогает, и задачку с племянницей разгадала. Той за все услуги, за помощь да за заботу только и надо было, чтобы бабка ее родной душой признала, да доброе слово сказала. А бабка вместо того, чтобы с единственной близкой роднёй поговорить, пришла в эссенциалию скандалить.
Ох, влетело от меня тогда Ритке! Зачем она в подобную ерунду вмешивается? Да еще при девчонках, что в курилке трепались! Она отмахнулась: ей, видите ли, не тяжело!
Бедная Катька, топит Риту собственными словами, хочет спасти, а топит...
-- Могла ли она совершить запрещенное воздействие?
-- Да все мы могли! -- в сердцах выкрикивает Катя.
А вот теперь и мне - кирдык, как директору. "Все могли"! Прямо, честно и в лицо инквизиторам. Молодец, девушка...
Шучу, а самого холодный пот прошибает. Впрочем, так мне и надо.
Катю уводят.
Рита беспомощно закрывает глаза. Все верно, Катя не оговаривала ее, никого не обманывала. Да только не "все могли", Катя! Это вы с Риткой такие наивно-самоотверженные дурочки. Другие рисковать не будут - и правильно.
Наступает моя очередь. Зачем мне давали посмотреть допрос Кати? Чтобы подготовиться или чтобы окончательно "развалиться"?
Я выступил не лучше. Куда подевались припасенные заранее слова? Все разлетелось, раскатилось, как разрушенный лабиринт. Чувствовал свою правоту, всей душой мечтал спасти Риту -- а не смог.
Проклятая казуистика, что ни скажу -- все против неё. Все в копилку обвинений.
-- Подсудимая!
Рита поднимает голову.
-- Суд считает вас виновной. Вы признаёте свою вину?
-- Нет.
Рита говорит тихо, но твёрдо.
-- Вам известно, что в случае признания себя виновной вы лишаетесь диплома без права восстановления?
-- Да.
-- ... А в случае непризнания вины будете подвержены очистительному огню?
-- Да! - шепчет она и разжимает пальцы. Но не падает, задняя стенка клетки поддерживает спину. Мой фламинго медленно сползает на пол, запрокидывая голову.
-- Господи, -- шепчу я, -- всего этого не может быть...
-- Подсудимая! Вам даётся двенадцать часов на обдумывание решения.
Значит, есть ещё время передумать!
Главный судья кивает, и дама-охранница отпирает клетку. Спрашивает.
-- Поможете ей вернуться в камеру?
Помогу ли я!
Кидаюсь к Рите.
Рита, цветочек мой, зачем же ты так?
Я поднимаю ее на руки -- хрупкое тело с оковами на ногах. Цепи волочатся за нами по коридору и безумно громко звенят.
Клетку катят следом.
Я заношу Риту в камеру и кладу на кучку соломы. Клетку устанавливают рядом.
Дверь за нами запирается.
В камере, на цепи, в клетке... Средневековая дикость. За что?! За любовь к людям? За щенячий азарт в работе? За чрезмерную чувствительность или за силу духа? За честность? Это все тоже пережитки средневековья?
Я прижимаюсь губами к узким ладошкам. Ее веки слабо подрагивают, она шепчет:
-- Севка, как же хорошо, что ты рядом...
-- Да, я рядом, милая моя, хорошая...
-- И ты будешь со мной, когда все закончится...
Я закрываю ей губы ладонью. Зачем тратить силы на слова?
-- Конечно, я всегда буду с тобой! Прошу тебя, подумай! Мы покончим с этими... жуткими формальностями и вернемся домой. Не клином же свет сошёлся на эссенциалии, в конце-то концов! Поездишь по миру, слетаешь на море... Ты была на море?
Она еле заметно качает головой.
-- Вот видишь, а теперь у нас будет время! Посмотрим другие страны, начнем новую жизнь! А помогать людям можно не только через паутину! Хочешь быть учительницей? А библиотекарем? Или хотя бы - донором?
Рита обнимает меня, звякают цепи.
-- Я люблю тебя, Севка, -- бормочет она, - ты ведь не бросишь моих? Не оставишь? Деминых с их сыном-наркоманом, Власкиных с их семейными дрязгами, обещаешь?
-- "Обещаешь", -- вздыхаю.
Эх, Ритка-Ритка! О ком ты печёшься! Разве кто-нибудь из них пришёл? Хоть один исцелённый сказал слово в твою защиту? Что они понимают, люди. Им же себя отдаёшь, самым дорогим рискуешь - жизнью. А вот и награда - костёр... Знаю, что невиновные не горят, но - как? Никто не объяснял, даже Ольга отмолчалась.