Рэн на миг замер, схватившись за очередную ветку, а потом с особой злостью её сломал. Как бы близко ни подкрался конец света, он вовсе не хотел умирать. Тем более из-за того, что кое-кто не соизволил приложить достаточно усилий. Да и вся эта недосказанность уже в печёнках сидела. Пуэри по-прежнему сочувствовал Энормису, пытался оправдать его в собственных глазах, припоминая всё, что с ними приключилось, но получалось плохо. Эн уже давно не доверял своих соображений даже самым близким людям, а теперь Рэн окончательно утратил доверие к чародею.
События последних дней в красках показали охотнику, что времени на молчание не осталось. Он твёрдо решил для себя, что если по возвращении Энормис не расскажет, что задумал, их пути навсегда разойдутся.
Первые капли дождя с тихим стуком разбились о листья навеса. Рэн построил его так, чтобы видеть Кратер. Глаза альтера ясно видели магическую воронку, что прогибала верхний слой Эфира, но оттуда никто не выходил.
Дождь превратился в ливень, тот снова успел измельчать, а пуэри всё сидел и ждал.
Эфир заволновался только затемно. Спираль аномалии выгнулась в обратную сторону, и, достигнув предела натяжения, выплюнула Эна. Чародей всё ещё больше походил на рисунок самого себя, чем на человека, но уже спустя несколько секунд стал объёмным. Он огляделся, нашёл взглядом сидящего под навесом пуэри и двинулся тому навстречу.
Несмотря на то, что дождь быстро промочил его одежду, мужчина неспешно левитировал над кратером и выглядел очень довольным собой. Учитывая безэмоциональность чародея, Рэн даже назвал бы его вид торжествующим. Преодолев полпути, Энормис извлёк из-за пазухи какой-то круглый предмет и показательно подкинул его на руке.
А в следующий миг в спину ему ударил ядовито-зелёный магический луч.
Чародея швырнуло оземь. Сердце Рэна упало в пятки. Он вскочил, рванулся к Эну, но земля вдруг ударила по ногам, и на какое-то время пуэри потерял ориентацию. Затрещало, завыло, неподалёку полыхнула яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным грохотом.
— Тварь! — выкрикнул Энормис, и его голос снова перекрыл грохот. — На этот раз ты проиграешь!
Охотник наконец смог встать и увидел чародея, окружённого ослепительно белыми энергетическими кольцами. С отвратительным звоном в защиту Эна врезался кусок стекла, выдранный со дна Кратера, пуэри пришлось пригнуться, чтобы его не зацепило разлетевшимися осколками. В небе мелькнул тёмный силуэт, и Энормис тут же взмыл к нему, а дальнейшее Рэн уже не мог разобрать.
Низкие тучи то и дело освещались заревами взрывов, во все стороны летели смертоносные сгустки энергии — охотник не прожил бы в этой битве и нескольких секунд. В свете вспышек то и дело мелькали две человеческие фигурки, и невозможно было понять, кто там есть кто. Земля подверглась такому нещадному обстрелу, что пуэри оставалось только молиться, чтобы один из учинивших этот хаос безумцев одержал победу как можно скорее. «Только не сдавайся, только не сдавайся» — носилась в голове мысль, и Рэн сам не мог понять, кому она предназначалась.
Всё закончилось так же резко, как началось. На мгновение охотник даже оглох от наступившей тишины, а потом увидел, как на край Кратера падает чьё-то тело.
Пуэри, сам того не осознавая, побежал. Он хотел только одного — увидеть того, кто проиграл схватку.
Большой участок леса, несмотря на дождь, полыхал как один огромный костёр. Рэн даже не заметил, как пробежал его насквозь. Он вообще не замечал ничего вокруг.
Именно благодаря этому пламени пуэри успел разглядеть человека, лежащего лицом в грязи. Всего за секунду до того, как Рэна сбила с ног неведомая сила, он узнал в поверженном чародее Энормиса.
Глава 30
Человек без имени
Мой разум спорил с самим собой. Одна его часть твердила, как заведённая: «Я сделал всё, что мог», а другая вопила панически: «Я сделал недостаточно!» Глаза жгло, ведь я не мог моргнуть: веки словно прилипли к надбровным дугам. Тело отказывалось повиноваться, и даже элементарные попытки закричать ни к чему не привели. Я мог только наблюдать.
Передо мной стоял Грогган. Мы смотрели друг на друга, и впервые в жизни я боялся сильнее, чем ненавидел. Он не выглядел ни равнодушным, ни надменным, ни самодовольным. Напротив, во взгляде его читались понимание и искренняя скорбь. И я боялся. Не врага, но того, что враг на самом деле был прав, прав с самого начала, что он постиг истину, на которую у меня не хватило духа или ума. Что на самом деле Грогган — не зло. Что зло — это я.