Выбрать главу

— Чего задумали? — рявкнул второй капитан, не получив ответа. — А ну признавайтесь, черепашьи выкормыши!

— И тебе здравия, Пархат, — отозвался Эхел, не скрывая неприязни. — Мы тут как раз обсуждали смелость нашего провожатого, — он ткнул пальцем в Тхенду.

Капитан перевёл полный подозрительности взгляд на вора и сплюнул через щель в зубах.

— Тоже мне, смельчак. На месте Селаха я бы тебя в клетку посадил, как попугая. Как раз до тех пор, пока мы не найдём сокровище. А потом — за борт.

— Не будь таким жадным, — сказал Тхенда. — Я честно отрабатываю свою долю.

— Честно? — Пархат приблизился к вору вплотную, нависнув над тем и глядя ему в глаза. Его голос вдруг стал тихим и вкрадчивым, а лицо, напротив, напряглось, превратившись в маску. — Ты понимаешь, куда попал, кишка? Мы, пираты, не ведём дел с сухопутными крысами. Не сообрази ты сжечь карту, в твоей черепушке уже поселились бы крабы. Так что не зли меня, или я чуток тебя подрихтую.

С этими словами он медленно поднял руку и ткнул Тхенду в грудь — одним пальцем, но довольно сильно, рассчитывая заставить вора отшатнуться.

Но ему не удалось сдвинуть авантюриста ни на палец, словно тот был прикрученной к палубе статуей. Тхенда же продолжал спокойно смотреть на капитана пиратов, что и привело последнего в бешенство. Пархат, оскалившись, с размаху толкнул вора обеими руками, но с тем же успехом, что и в прошлый раз — сам он отшатнулся сильнее. В глазах пирата мелькнуло смятение, он быстро окинул взглядом худую фигуру Тхенды, решительно не понимая, как может человек в полтора раза легче его выдержать такой толчок.

Не давая ему опомниться, вор заговорил:

— Не будем ссориться. Я не заставляю никого вести со мной дел — вы сами согласились. Я мог бы обратиться и к другим капитанам. Так что теперь уже не позорься и не маши кулаками. А свои угрозы засунь-ка себе в глотку, пока я сам этого не сделал.

С этими словами он протянул руку и коротко, без размаха, толкнул пирата ладонью. Тот, неожиданно для самого себя, непроизвольно сделал два шага назад, чтобы удержать равновесие и снова едва не взорвался, но что-то удержало его на месте. Рэн догадывался, что. Он не нашёл ничего лучше, чем сымитировать реакцию Энормиса, которому порой было достаточно одного взгляда, чтобы охладить пыл собеседника. А теперь пуэри вместо того, чтобы вести себя с чародеем осторожнее, сам поступил как он.

Оправившись от удивления, Пархат ещё раз окинул Тхенду взглядом и усмехнулся. Однако его взгляд не предвещал тому ничего хорошего.

— Хорошенько запомни моё лицо, вор, — процедил он. — Оно будет последним, которое ты увидишь в этой жизни.

Оставив за собой последнее слово, Пархат ещё раз сплюнул и удалился в каюту капитана.

Тхенда повернулся к Эхелу:

— Видишь, блеф работает.

Парень в чёрной бандане опять смотрел на вора по-новому, на этот раз сомнение в его взгляде мешалось с уважением.

— Работает, ага. Он теперь не успокоится, пока не прирежет тебя.

— Ещё посмотрим, кто кого.

— Ты что, совсем его не боишься?

Рэн внимательно посмотрел на Эхела и уже без показного равнодушия ответил:

— Я встречал людей и пострашнее.

— Как ты сделал это? — спросил пират. — Как устоял?

Тхенда улыбнулся:

— Всего лишь небольшая хитрость.

Спокойное плавание без происшествий закончилось в тот же день. Когда тени мачт стали вдвое длиннее самих мачт, сидящий на марсе дозорный завопил, что видит шторм по левому борту. Совсем скоро огромное тёмное пятно стало видно и с палубы: грозовой фронт надвигался неравномерно, выпуская перед собой языки иссиня-чёрных туч. Ветер усилился, стал порывистым. Корабль то и дело накренялся от мощных шквалов, налетающих то с одного борта, то с другого.

Вышедший из своей каюты Селах чертыхнулся и сам встал у штурвала, выправив курс в сторону от направления шторма. Но это не помогло — тучи шли точно вслед за кораблём, быстро приближаясь, и даже поверни корабль к северу, его всё равно накрыло бы широкое крыло надвигающегося ненастья. Посреди черноты то и дело вспыхивали зарницы, а через несколько секунд плавателей настигал грохот, который становился с каждой вспышкой всё громче и громче.

— Клянусь всеми морями, вот так невезенье! — рычал капитан. — Шевелитесь, устрицы! Зарифить брамселя! Задраить трюмы! Идём по волне!

Рэн, крепко вцепившийся в один из канатов, наблюдал за поднявшейся на палубе неразберихой: матросы сновали туда-сюда и делали массу вещей для пуэри непонятных, но управлялись с такелажем даже на его дилетантский взгляд очень ловко и быстро. На какое-то время капитану удалось уменьшить качку и даже встать на волну, но следующий шквал так накренил судно, что едва не положил его набок. Рэн едва удержался, когда «Спрут» стал валиться в огромную яму, образованную двумя волнами. Через борт хлестнула вода, и пуэри на секунду показалось, что она смыла всё, что было на палубе.

Стемнело — это плотные тучи закрыли собой заходящее солнце, ещё через минуту резко, словно прорвав дамбу, хлестнул ливень. Крупные холодные капли били точно градинки, но моряки этого словно и не замечали: каждый продолжал делать то, что велит капитан.

К Селаху, цепляясь за всё, что можно, подбежал Пархат, Рэн находился в нескольких шагах от штурвала, поэтому отчётливо услышал его крик:

— Ураган слишком силён, нас опрокинет! Надо уходить в дрейф!

— На своём корабле будешь командовать! — огрызнулся в ответ капитан «Спрута». — Я сам знаю, что делать!

— Не будь тупицей! Если не опрокинет, так мачты переломает!

В их перебранку вклинился невесть каким образом удержавшийся на марсе дозорный:

— Вал по левому борту!

Селах тут же крутанул руль влево до упора, корабль, переваливаясь на волнах, едва успел повернуться к опасности, и волна вскинула его нос к небесам. Некоторые матросы, не удержавшись на местах, покатились по скользкой палубе к корме, Рэн видел, как один из них, вращаясь в воздухе точно игрушечный, вылетел за борт и скрылся в пучине. Взлетев на вершину вала, «Спрут» тут же клюнул носом вниз, и те, кто не успел схватиться хоть за что-нибудь, на этот раз покатились вперёд.

— Зарифить марселя! — крикнул Селах и снова крутанул руль, выполняя очередной манёвр.

Больше Рэн за происходящим на палубе не следил, потому что его снова захлестнула волна, едва не утянув за собой. Вода была повсюду: на борту, за бортом, в воздухе, в небе, на суше казавшийся большим корабль швыряло из стороны в сторону, точно былинку. Судорожно вцепившись в канат, пуэри в смятении подумал, что более наглядной демонстрации мощи стихии нельзя и представить. Она властвовала здесь безраздельно, величественная, могучая, бессмертная. Рэн словно наяву увидел, как их корабль маленькой точкой перемещается по необозримому простору моря, способному поглотить горстку наглецов в один миг, постепенно подчиняющие себе природу люди оказались здесь беззащитнее котят и могли уповать лишь на то, что стихия не станет карать их за вторжение.

Однако весь страх пуэри показался ему ничтожным, когда почти над самым его ухом один из пиратов надрывно завопил:

— ЛЕВИАФАН!!!

Взгляд Рэна сам собой метнулся туда, куда указывал выпучивший глаза мужчина. Там, за пеленой ливня, он увидел нечто, чему не мог дать описания. Несколько изгибов непроницаемой черноты, лентой вьющейся меж неспокойных поверхностей моря и туч. Оно двигалось, плохо различимое из-за расстояния, но даже на таком отдалении змей казался настоящим колоссом. Вот чёрная лента окунулась в море одним концом и начала втягиваться туда, как раз в этот миг неподалёку сверкнула молния, на краткий миг придав титанической фигуре объём — и Рэн зажмурился от ужаса. В воздухе пронёсся отдалённый рокот, который пуэри принял за раскат грома, но когда он открыл глаза, левиафан уже исчез. Лишь море вокруг корабля стало похожим на молоко, покрывшись пеной от звука, который испустил змей под водой.

Он вынырнул в сотне саженей от «Спрута», подняв волну, которая, докатившись до корабля, едва снова его не перевернула. Чешуйчатое тело длиной в добрую версту взмыло вверх, изгибаясь, свиваясь в кольца — словно гигантское чёрное кружево сплеталось в воздухе. Миллионы чешуек поблёскивали от воды, облака брызг окутывали тело змея со всех сторон. Совсем скоро голова левиафана исчезла в тучах, а вслед за ней и всё его необъятное тело пропало в высоте, оставив в небе рваный след.