Очная ставка является весьма сложным следственным действием, требующим от следователя тщательной подготовки к нему. Формальное и неправильное проведение очной ставки не только совершенно бесполезно и вызывает напрасную трату времени, но, в ряде случаев, приносит вред. Необходимо учесть, что как чрезмерная поспешность в проведении очной ставки, так и пропуск психологического момента, когда очную ставку целесообразно провести, одинаково вредны. Следователь заранее четко определяет: какие противоречия или разногласия, имеющиеся в показаниях должны быть устранены? Каким путем и при помощи каких вопросов, поставленных каждому из допрашиваемых можно разрешить противоречия? В каждом случае следователь заранее формулирует вопросы, направленные к выяснению противоречий, к уточнению ранее данных показаний, к выяснению всех деталей, фактов, описанных допрошенными ранее; к выявлению дополнительных доказательств, подкрепляющих правильность показаний каждого из подлежащих допросу на очной ставке.
Очная ставка должна проводиться только тогда, когда есть определенная уверенность в том, что она принесет результат. Есть смысл менять последовательность задаваемых на очной ставке вопросов и очередность ответов на них. Законом это не запрещено, а в результате вы получите уверенность в том, что произошедшие события установлены с максимальной точностью, а не подогнаны под обвинение.
Именно таким образом, провел я очную ставку при расследовании убийства, которому предшествовало групповое избиение потерпевшего. В результате он потерял сознание, а избивавшие сочли его мертвым и решили скрыть труп, сбросив его в колодец водопроводной колонки. А человек был жив, и даже серьезных повреждений на его теле судмедэксперт не установил. Его смерть наступила от асфиксии водой. Труп обнаружили через полгода. Тогда же установили его личность, так как о его пропаже никто не заявлял, и в розыске он не находился. Все та же следователь с очень большим стажем, получив заключение эксперта, решила себя не утруждать бесперспективным выяснением обстоятельств попадания трупа в колодец. Не мудрствуя, написала в постановлении об отказе в возбуждении дела: шел пьяный, наступил на люк колодца, чугунное кольцо прогнулось (?!), он упал в колодец и захлебнулся. А ссадины и гематомы при падении получил. Абсурд очевиден: чугун не способен прогибаться. И упасть в такой колодец взрослому человеку, даже сильно пьяному, весьма сложно даже при полном отсутствии люка. Моделируйте: наступив одной ногой в пустоту, он потеряет равновесие и упадет промежностью на ребро кольца, а грудной клеткой – на противоположное ребро кольца. Разве что, как воробышек скакать будет. Но обжаловать выдуманный следователем абсурд было некому.
Ну кто ж мог знать, что одним из избивавших оказался сбежавший с части солдатик, промышлявший для пропитания кражами с дач. Через некоторое время он был арестован, а в изоляторе его убедили снять грех с души, и он вспомнил (сам вспомнил! – оперативники об убийстве понятия не имели) и в явке с повинной изложил где и с кем пил, и как били потерпевшего, и куда труп дели. Явка с признанием в убийстве была направлена в прокуратуру. Дежурный следователь – автор протокола осмотра колодца с «прогнувшимся» чугунным кольцом и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, направила вероятный «висяк» для проверки в уголовный розыск, обязав доложить результаты через неделю, то есть, когда её дежурство закончится. Поэтому явка с повинной и объяснение указанного в ней фигуранта, с полным подтверждением изложенного солдатом события, через неделю попали ко мне. К тому времени добрые люди популярно объяснили признавшему происшедшее, чем грозит признание в групповом убийстве. Естественно, от признания он отказался. После беседы с ним, я не стал его задерживать (и без задержания можно вполне успешно проводить расследование. И даже более объективно – мы ведь должны доказывать виновность подозреваемого, а не обоснованность его ареста). Другой, названный в явке фигурант, после недолгого запирательства показал, что после избиения он участия в сбрасывании трупа в колодец не принимал, но видел, что беглый солдат спускался в колодец, вылез с мокрыми брючинами и, уже на лавочке другой улицы (где они присели перекурить), сказал, что в колодце на плечах избитого стоял, пока его тело полностью не погрузилось в воду. И поэтому намочил брюки выше щиколотки. Его показания соответствовали выводам эксперта, но так ли это было, и солдат ли топил потерпевшего?